Обозреватель журнала «Однако» Маринэ Восканян побеседовала в Берлине с доктором Райнхардом Хильдебрандтом — профессором берлинского Открытого университета, специалистом в области геополитики и процессов глобализации, автором книг «Гегемония США: глобальные амбиции и закат», «Борьба за статус мировой державы: Берлин как фокус конфликтов между Востоком и Западом», «Глобализация, ее влияние на государство и общество».
— Д-р Хильдебрандт, хотя нынешний, 2010 год многие оптимистично называют годом начавшегося выхода из рецессии, причины мирового экономического кризиса глобально не устранены. Что это значит для экономики Евросоюза?
— В первую очередь кризис показал, что главное противостояние сегодня — это не конфликты отдельных государств, имеющих разные идеологические и политические позиции, а противостояние международного финансового капитала и национальных государств. Сегодня интересы международного финансового капитала и интересы национальных государств вошли в противоречие, так как первый хочет избавиться от каких бы то ни было ограничений, тогда как государства, напротив, нуждаются в средствах на социальные расходы и хотят их получить от бизнеса с помощью налогов и гарантий сохранения рабочих мест. В итоге мы имеем проблему офшоров, когда через «налоговые гавани» огромный объем средств — десятки триллионов — уходит от налогов. И я хочу сказать, что пока таких налоговых гаваней достаточно много как в самой Европе, так и в других регионах мира под юрисдикцией европейских государств (например, Великобритании, Франции, Нидерландов), серьезно говорить о борьбе с ними не приходится.
При этом позиция транснациональных корпораций откровенно цинична — это позиция «приватизации прибылей и социализации убытков», то есть прибыли они забирают себе, тогда как долги стремятся переложить на государства. К сожалению, обычные люди часто не понимают, что это значит. Долги корпораций, взятые на себя национальными государствами, — это долги, которые государство в конечном счете будет возмещать за счет рядовых граждан. Люди — последний адрес этих долгов, а механизм, с помощью которого это будет происходить, — инфляция и падение уровня жизни.
Еще один ключевой механизм кризиса — это сложные многоуровневые долги. Должники не только люди и компании с невыплаченными и необеспеченными кредитами. Долги ослабляют и целые страны, причем мировые финансовые корпорации с Уолл-стрит сыграли в этом далеко не последнюю роль.
Так, свой вклад в ослабление экономики Евросоюза внесли американские инвестиционные банки GoldmanSachs и JPMorganChase. Они помогли итальянскому и греческому правительству скрывать растущую задолженность обеих стран с помощью очень сомнительных деривативов (сложных и запутанных производных финансовых инструментов). В обмен на эти денежные вливания оба правительства заложили свои будущие доходы, в случае с Грецией, например, доходы от деятельности аэропортов и лотерей. Начиная с 2001 года GoldmanSachs помогал Греции маскировать бюджетный дефицит. Вскоре после вступления Греции в зону евро этот банк ссудил греческому правительству несколько миллиардов долларов на весьма тяжелых условиях. Причем сделка была оформлена как валютная трансакция — валютный своп, а не как заем.
Известный экономист и публицист Роберт фон Хойзингер несомненно прав, обвиняя бывшего министра финансов Германии Тео Вайгеля в том, что он тоже занимался подобными трюками. Так же, как и греческое правительство, Вайгель искал способы, чтобы Германия смогла формально соответствовать критерию доли госдолга в ВВП, установленного валютным союзом, «продав» акции в телекоммуникационной и почтовой отраслях государственному банку KfW. Более того, один из его преемников, Ганс Айхель, повторил тот же самый трюк в 2005 году. Но в отличие от своих южноевропейских коллег ни Вайгель, ни Айхель, ни другие немецкие политики не вовлекли в эти операции американские инвестиционные банки и хедж-фонды, не дали им в руки инструменты влияния на экономику и политику Евросоюза, не снабдили их мощными рычагами, которые эти банки могли затем использовать, осуществляя спекулятивные атаки, целясь в платежеспособность стран — членов ЕС, в стабильность евро, отвечая деструктивными шагами на меры Евросоюза по ужесточению контроля за финансовыми трансакциями и рынками.
— Фактически речь идет о том, что глобализация финансовых капиталов ведет к ослаблению национальных государств?
— Несомненно. Глобальные банки и транснациональные корпорации имеют все больше возможностей влиять на экономику и политику, тогда как государства такие возможности теряют. То же самое происходит и в области экономической и политической теории. С помощью средств массовой информации и научных организаций, не являющихся государственными, независимые от государства структуры могут весьма успешно влиять на общественное мнение и научный дискурс, последовательно вынуждая государство отступать по многим позициям, причем через абсолютно демократические процедуры.
Обрести новую европейскую идентичность
— Германия — ключевая страна для Евросоюза. Имея сильную экономику, Германия сегодня «тянет» на себе и всех «отстающих» членов ЕС. Можно ли предположить, что в условиях экономического кризиса возникли бы угрозы для целостности Евросоюза и новой суверенизации Германии?
— Нет, это абсолютно исключено. Целостность Евросоюза — это политический проект. Кроме того, экономическое положение Германии в Евросоюзе не стоит рассматривать так одномерно. Да, как сильная страна ЕС Германия «платит» за отстающие евроэкономики. Но в этих же странах Германия имеет большие рынки сбыта своих товаров и возможность получить дешевую рабочую силу, выносить туда свои производства, например автомобильные заводы. Необходимо также различать интересы немецкого бизнеса, с одной стороны, и рядовых немецких граждан, с другой. Бизнес заинтересован всегда в своих прибылях. И если схемы европейской экономики будут ослаблять Германию с точки зрения госбюджета, но дадут возможность этим компаниям получать прибыль, они эти схемы поддержат.
Но есть, конечно, и позиция населения Германии, которое в очередной раз расплачивается потерей своих доходов, получает потенциальную безработицу и т. п. Хочу напомнить, что Германия лишь недавно завершила репарационные выплаты только за Первую мировую войну. Если представить себе тяжелый и затяжной экономический кризис, то Германия будет вынуждена за счет своих граждан вытаскивать остальные европейские страны. И здесь мы действительно можем столкнуться с общественным мнением, которое пойдет вразрез с позицией немецких политических и бизнес-элит.
— Каким вы видите влияние США на Евросоюз? Почему вы говорите в своих публикациях о «маргинализации» ЕС на мировой арене?
— Хотя на словах США всегда говорят о том, как они заинтересованы в сильном Евросоюзе, очевидно, что нельзя получить два в одном: и сильный Евросоюз, и управляемый Евросоюз, где у США будут два ключевых рычага экономического и политического влияния — это тесная кооперация Лондона и Уолл-стрит и игра с амбициями новых, «восточных» стран Евросоюза, чтобы настроить их против старых, «западных».
Отношения США и Европы сильно изменились после распада СССР. Во времена холодной войны Европа и США были на одной стороне, объединенные страхом перед Советами. Но и после 1991 года, когда в западноевропейских странах увеличилось понимание собственной национально-государственной идентичности, мы не увидели попыток со стороны европейских государств покинуть «западный капиталистический треугольник» США — Западная Европа — Япония. Хотя крупные страны Европы и пытаются отстроить свои собственные отношения с США, они по-прежнему в первую очередь воспринимают себя не как отдельные государства, а как интегральную часть Западного проекта.
Во времена Клинтона западные европейские страны часто жаловались на особое положение Великобритании, осознававшей себя частью англо-американской гегемонии и противопоставлявшей себя континентальной Европе, часто выступая агентом и проводником интересов США в ЕС. Однако последние годы показали, что многие континентальные европейские государства и сами стали видеть себя и свое место в мире преимущественно через призму трансатлантическое партнерство, а привилегированные отношения с США как жизненно необходимые. Более трезвый взгляд на это пришел только в последние два года, когда Европа столкнулась с тяжелыми последствиями мирового экономического кризиса, возникшего по вине США. Европейские страны должны понимать, что их лояльность США оборачивается ослаблением ЕС. А это, в свою очередь, с учетом растущего влияния в мировой экономике Китая и Индии приводит к вытеснению ЕС как мирового игрока на вторые роли, к маргинализации его позиций.
Я полагаю, что Евросоюз еще может исправить эту ситуацию с помощью более жесткого отстаивания своих позиций, в частности, поддерживая Европейский парламент в его сопротивлении неравноправным соглашениям, навязываемым США, например, соглашению, предусматривающему передачу американцам огромных массивов конфиденциальной личной информации о банковских переводах через систему SWIFT (предполагается, что это соглашение направлено на борьбу с международным терроризмом), вынуждая британское правительство четко определить свою позицию по отношению к ЕС, вырабатывая свою единую финансовую политику. И, главным образом, усиливая себя как единую общность на основе Лиссабонского договора, исключая возможности, когда одна страна Европы может «играть» против остальных. И, конечно, нужно найти новую европейскую идентичность.
— Что это значит? Новая европейская идентичность? Разве сегодня у Европы нет понимания идентичности?
— Когда в феврале 2010 года берлинским институтом JohnF. KennedyInstitute была организована конференция «Отношения между США, Китаем и ЕС», то один из участников, профессор истории Пекинского университета Ван Си, на вопрос о том, почему Евросоюз так низко оценивается как игрок на мировой арене международным политическим сообществом, ответил: потому что у ЕС на сегодня недостаточно идентичности. А значит, и возможности независимо вести себя. Если тот же Китай понимает ЕС как «младшего партнера» США, то и обращаться будет напрямую к последним, а в экономике и бизнес-отношениях предпочтет отстраивать отдельные отношения с отдельными странами ЕС, а вовсе не со всем Европейским союзом в целом.
Надо сказать, что, хотя вне Европы европейцы довольно отчетливо понимают свою идентичность на фоне других культур, внутри ЕС пока рано говорить о таком единстве идентичности. Очевидно, что оно не может быть основано на национальном или религиозном признаке. Многие иммигранты, живущие в Евросоюзе, давно стали европейцами по своему мировоззрению и стилю жизни, несмотря на то что не родились здесь.
Я уверен, что важнейшей чертой формирования новой европейской идентичности должно стать избавление от попыток обвинять друг друга в неудачах ЕС и выработка в дискуссиях общего взгляда на наше прошлое. Здесь я могу сослаться на положительный опыт самой Германии. До тех пор пока у нас не было открытых дискуссий о Второй мировой войне, национальное сознание немцев было разорвано. Но постепенно мы научились не замалчивать прошлое, а принять его, «проговорить», и это дало возможность Германии стать действительно демократической страной сегодня.
На уровне Евросоюза необходимо то же самое. Иначе мы имеем сегодня попытки европейских стран при любых сложностях от позиции «мы единый Евросоюз» переходить к взаимным обвинениям. Так, члены греческого парламента недавно пытались аргументировать, что Германия должна оплатить долги Греции в качестве компенсации за оккупацию во время Второй мировой войны.
При этом если мы говорим об идентичности на уровне отдельного гражданина, то, конечно, глобализация нанесла серьезный ущерб европейской культуре. Культ материальной успешности приводит к тому, что молодые люди стремятся получить наиболее выгодную профессию, независимо от призвания и интересов. Даже выбирая гуманитарную научную специальность, они ориентируются на «окупаемость». С моей точки зрения, качество теоретического университетского образования в Европе снизилось, так же как мы не можем говорить сегодня о сколько-то значимой роли интеллигенции. У многих нет понимания того, что значит быть гражданином, выборы часто превращаются в шоу.
И все же я верю в то, что Европа сохранит себя как социальное и культурное единство.
Я убежден, что не религиозные или национальные ценности, а именно возможность открытой демократической дискуссии сегодня является краеугольным камнем в здании европейской идентичности.
Судьба социального государства — линия раскола западного проекта
— Если говорить о новой мировой посткризисной экономике, то в чем вы видите ее главные черты?
— В первую очередь это ряд мер по регулированию финансовых рынков. Финансовые организации должны сами нести свои риски, а не превращать их в бесконечные обязательства, по которым де-факто никто не отвечает. Нужна большая прозрачность деятельности государственных инвестиционных фондов. Необходимо ограничить возможности спекуляций, которые производятся в краткосрочных сделках shortselling. Необходимо постепенно сократить число офшоров. Управляющие финансовых корпораций должны нести персональную ответственность за свои действия, картина, которую мы наблюдали, когда мировая экономика падает в кризис, а многомиллиардные бонусы топ-менеджерам продолжают выплачиваться, должна быть невозможна. Права рядовых работников должны быть лучше защищены.
Сама система «мирового казино», которую представляет собой современная мировая экономика, построена на постепенном уничтожении «государства всеобщего благосостояния». Когда реальный экономический рост составляет лишь несколько процентов, дивиденды и прибыли в десятки процентов могут быть получены лишь путем спекуляции и в конечном счете за счет рядовых налогоплательщиков и сокращения социальных расходов национальных государств. И здесь я вижу главную проблему: поскольку весьма маловероятно, что по всем вышеозначенным пунктам будет найдено полное согласие между европейской моделью «континентального» капитализма и американского финансового капитализма, Западный проект оказывается расколотым по этим направлениям. Значит, мировая экономика и мир в целом оказываются в ситуации нестабильности, что, как и ранее в истории, чревато новыми конфликтами, в том числе и военными. Задача здравомыслящих политиков по обе стороны Атлантики не допустить этого.
Хотя регулирование и реформа финансового сектора чрезвычайно важна, решающее значение имеет реальная экономика. Для континентальной Европы, и Германии в особенности, возможность вдохнуть новую жизнь в реальную экономику зависит от экономической кооперации в Евразии. Экспорт Германии в Китай уже стал больше немецкого экспорта в США, а ЕС превратился в важнейшего торгового партнера для Китая. Причем основы стратегической переориентации в сторону Евразии были заложены Европейским союзом еще до нынешнего финансово-экономического кризиса — кризис только усилил эти тенденции.
В развитии тенденций к кооперации и сотрудничеству мне видится одновременно и способ оздоровления мировой экономики, и путь к многополярному мировому устройству — единственной альтернативе хрупкой геополитической стабильности, под поверхностью которой скрываются острые конфликты.