Западники

Основные западники – Герцен, Грановский, Кавелин, Огарев, Белинский. Основная черта западничества – пренебрежение к многовековому укладу русской жизни, презрение к «родной старине» и безоговорочное одобрение пути реформ Петра I-го.

«Герцен очень метко сравнил отношение своих «западниче­ских» друзей к «Европе» с тем ощущением, которое испытывает деревенский мальчик на городской ярмарке. «Глаза мальчика раз­бегаются, он всем удивлен, всему завидует, всего хочет… И что за веселье, что за толпа, что за пестрота, — качели вертятся, разнос­чики кричат, а выставок-то винных, кабаков… И мальчик почти с ненавистью вспоминает бедные избушки своей деревни, тишину ее лугов и скуку темного шумящего бора». Пусть это желчно, злобно и небеспристрастно, но основной мотив, определявший тя­готение русских людей того времени к «Европе», схвачен здесь совершенно верно. «Великолепный и величавый фасад, сложив­шийся веками», государственно-общественный быт, «сотканный из традиции истории», «наследственные предания рода человече­ского», — вот что привлекало их туда. Запад долго и бурно жил, и стал страною великих достижений….И перед этим роскошно украшенным храмом, музеем и усыпальницей в неволь­ном благоговении и с трепетом подгибались колени у всякого, кто был охвачен хилиастической жаждою «Царства Божия на земле»»[1]

Одна из принципиальных ошибок западников состояла в том, что для России было невозможным просто скопировать европейский образ жизни – для западного пути развития необходима своя предыстория (как, напр., Ренесс анс и Реформация), чего на Руси не было, а чисто механический перенос иной традиции на русскую землю не принес бы никакого положительного результата.

Наиболее ярким безрелигиозным западником был Александр Иванович Герцен (1812 – 1870). Прожив долго в Европе, он был весьма разочарован увиденным, и находился «на краю нравственной гибели» — от которой спасла его вера в Россию[2]. В этом плане Герцен – исключительный представитель западничества, близко знавший Европу: остальные западники знали этот мир значительно меньше, нежели славянофилы, и поэтому ими легко мог овладеть миф о «просвещенном», «свободном» и «культурном» Западе.

Основные черты русских западников – светский гуманизм, вера в прогресс, либерализм (защита индивидуализма, свободы человека, враждебность к любой иерархии).

Западники тоже любили Россию по-своему, но нередко эта любовь побеждалась ненавистью к негативным сторонам российской действительности: «Как сладостно отчизну ненавидеть и жадно ждать ее уничтоженья», — писал В.С.Печерин[3].

Вера в прогресс – светская вера в то, что мир неизбежно меняется к лучшему – от менее совершенных форм жизни к более высоким и совершенным. Теория прогресса оставляла нерешенным вопрос – как можно обеспечить нравственное усовершенствование человека?

Петр Яковлевич Чаадаев (1794 – 1856) был наиболее привлекательной личностью среди западников, хотя по многим вопросам имел совершенно отличное от западников мнение. Он был другом А.С.Пушкина, гусарским офицером. Главное отличие Чаадаева от остальных западников – религиозность мышления. Он был восхищен римским христианством, его активной социальной деятельностью. «Философические письма» Чаадаева (8 писем, первое – наиболее известное, опубликовано в 1836 г.), пронизанные болью о России, вызвали взрыв – журнал «Телескоп», где они были опубликованы, закрыли. Николай I назвал их «безумными», а сам автор «легко отделался» — был признан сумасшедшим и находился под домашним арестом с врачебным наблюдением полтора года. В «Письмах» он писал о том, что в России порядки, не соответствующие идеалу христианского государства, «суровые, беспощадные суждения Чаадаева о России, мрачный пессимизм в оценке ее исторической судьбы поразили всех»[4]. Он так писал нашей истории: «Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее – иноземное владычество, жестокое, унизительное. Дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, — вот печальная история нашей юности…. Никаких чарующих воспоминаний. Никаких прекрасных картин в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции… Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем, без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя… если мы хотим, подобно другим народам, иметь свое лицо, мы должны сначала как-то переначать у себя все воспитание человеческого рода»..

Основная богословская идея Чаадаева – и главная его ошибка — перенос идеи Царства Божия в историческую действительность. Это идея Царства Божия, «понятого не в отрыве от земной жизни, а в историческом воплощении, как Церковь»[5] — т.е. для Чаадаева Царство Божие – это христианская цивилизация. В начале – первой половине ΧΙΧ в. наблюдается немалый интерес высшего российского общества к католичеству. Чаадаев считал, что Римская церковь более преуспела в реализации христианства в общественной жизни, однако Запад слишком много уделяет внимания внешней стороне жизни. «Историческая сторона христианства заключает в себе всю философию христианства… В христианском мире все должно способствовать – и действительно способствует – установлению совершенного строя на земле – царства Божия»[6]. Христианство Чаадаев понимает «посюсторонне»: «религиозное единство истории предполагает единство Церкви» — поэтому он принимает западное христианство: «На Западе все создано христианством… если не все в европейских странах проникнуто разумом, добродетелью и религией, то все таинственно повинуется там той силе, которая властно царит там уже столько веков… несмотря на всю неполноту, несовершенство и порочность, присущие европейскому миру, нельзя отрицать, что Царство Божие до известной степени осуществлено в нем»[7]. Такое восприятие христианства для него – не догматическое, а историософское. Чаадаев не был серьезно знаком ни с православной, ни с католической догматикой. Саму силу христианства он измеряет успехами культуры – отсюда и его критика России.

Впоследствии Чаадаев пересмотрел свое отношение к роли России: мы – русские — ничего не восприняли из идей человеческого рода, заблудились на земле, однако не скрывается ли в этой русской «отсталости» действие Промысла Божьего? «Мы принадлежим к числу тех наций, которые существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок»[8]. Теперь Чаадаев увидел главную заслугу России перед мировой историей – она смогла сохранить в неповрежденности чистоту христианской веры. Поэтому свобода от западного прошлого, от тех исторических грехов, какими обременена европейская история, дает русскому народу несравненное преимущество в дальнейшем устроении жизни. «Россия призвана к необъятному умственному делу: ее задача – дать в свое время разрешение всем вопросам, возбуждающим споры в Европе. Поставленная вне стремительного движения, которое там (в Европе) уносит умы…, она получила в удел задачу дать в свое время разгадку человеческой загадки»[9]. Это было написано в 1835 г., уже после написания «Фил. писем». Теперь Чаадаев уже считает, что восточная и западная традиции имеют одинаковую ценность и призваны дополнить друг друга: «Сосредоточиваясь, углубляясь, замыкаясь в себе, созидался человеческий ум на Востоке; раскидываясь вовне, излучаясь во все стороны, борясь со всеми препятствиями, развивается он на Западе… На Востоке мысль, углубившись в самое себя, уйдя в тишину, скрывшись в пустыню, предоставила общественной власти распоряжение всеми благами земли; на Западе идея, всюду кидаясь, вступаясь за все нужды человека, алкая счастья во всех его видах, основала власть на принципе права; тем не менее и в той, и в другой сфере жизнь была полна и плодотворна; там и здесь человеческий разум не имел недостатка в высоких вдохновениях, глубоких мыслях и возвышенных созданиях»[10]. В отношении Запада замечательны следующие его слова: «Оставим их бороться со своим прошлым»[11], т.е. искупать свои прежние грехи и исправлять сделанные ошибки – Россия же должна интенсивно начинать двигаться вперед к построению в своих пределах Царства Божьего – христианской цивилизации.

Патриотизм Чаадаева был искренним: «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видите ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны Родине истиной… Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм, этот патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и который носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы. Я полагаю, что мы пришли позже других, чтобы делать лучше их, чтобы не впадать в их заблуждения и суеверия»[12]. «Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, только бы ее не обманывать». «Слава Богу, я ни стихами, ни прозой не содействовал совращению своего отечества с верного пути. Слава Богу, я всегда любил свое отечество в его интересах, а не в своих собственных. Слава Богу, я не заблуждался относительно нравственных и материальных ресурсов своего отечества». О русском народе Чаадаев отзывался так: «Народ русский, народ певучий, а не говорящий. В одной громогласной русской песне заключается более русской жизни, нежели как в целой кипе русских летописей».

Труды Чаадаева были изданы сначала по-французски во Франции И.С.Гагариным, русским иезуитом, принявшем в 1842 г. католичество и уехавшим из России. Затем в начале века «Философические письма» были изданы по-русски М.О.Гершензоном.

Обвинение России в безликости и бессилии, выраженное в первых письмах Чаадаева, не могло остаться без ответа, и этот ответ дал А.С.Пушкин и славянофилы. Пушкин в своем «Письме к Чаадаеву 1836 г. писал: «Многое мне претит, но клянусь Вам моей честью – ни за что в мире я не хотел бы переменить родину, или иметь иную историю, чем история наших предков, как ее нам дал Бог»[13]. А.С.Хомяков также написал своего рода ответ Чаадаеву в одном из своих писем: «Положение наше ограничено влиянием всех четырех частей света, и мы — ничто, как говорит сочинитель «Философического письма», но мы — центр в человечестве европейского полушария, море, в которое стекаются все понятия. Когда оно переполнится истинами частными, тогда потопит свои берега истиной общей. Вот, кажется мне, то таинственное предназначение России, о котором беспокоится сочинитель статьи «Философическое письмо». Вот причина разнородности понятий в нашем царстве. И пусть вливаются в наш сосуд общие понятия человечества — в этом сосуде есть древний русский элемент, который предохранит нас от порчи»[14].

Последние годы жизни Чаадаев часто причащался. Похоронен в Донском монастыре.

Разные мысли Чаадаева:

«Что такое христианство? Наука жизни и смерти» .

«Что такое общественный порядок? Временное лекарство от временного недуга».

«Как поступают с мыслью во Франции? Ее высказывают. В Англии? Ее применяют на практике. В Германии? Ее переваривают. А как поступают с ней у нас? Никак; и знаете ли, почему?»

«Русский либерал – бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; солнце это – солнце запада».

«С того дня, как мы произнесли слово «Запад» по отношению к самим себе, – мы себя потеряли».

«Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что неправы его противники».