Хиротония — это своего рода венчание священника с его паствой. И в одном и в другом таинстве есть общие моменты: обхождение вокруг аналоя или престола, пение тех же песнопений «Исаия ликуй», «Святии мученицы…» Перед рукоположением, будущий священнослужитель, если он состоит в браке, навсегда снимает обручальное кольцо, которое затем полагается на Святой Престол.
Полвека назад, 30 октября 1960 года, в священный сан был рукоположен почетный клирик кафедрального собора в честь Рождества Христова г. Бердянска, духовник Нововасильевского благочиния протоиерей Михаил Семенчук.
Предлагаем вниманию наших читателей интервью с отцом Михаилом, записанное накануне праздника:
— Отец Михаил, за Вашими плечами долгий и тернистый жизненный путь, путь служения Богу и людям. Каким было его начало? Как вы пришли к Богу?
— Я родился в семье верующей. Отец и мать мои были людьми рабочими, простыми. Они ходили в храм и я, конечно, с ними. Так что путь мой в Церкви начался с младенчества, с Крещальной купели. Я возрастал, возрастали и мои отношения с Господом.
— Когда вы поняли, что служение Богу — это ваше призвание?
— Когда окончил среднюю школу, то естественно стал вопрос: куда идти дальше? Поступить в то время можно было куда угодно — конкурсы были не такими большими как сейчас. Я имел желание в своем сердце, но прежде решительных действий, посоветовался с настоятелем нашего прихода и моим на тот момент духовником — отцом Николаем Соколовским, и он, выслушав меня, сказал: поступай-ка ты в семинарию. Я так и сделал. Поступил в Минскую Духовную семинарию сразу после школы, хотя мне на тот момент 18 лет еще не было. В то время порядки были строгими, и я, хотя и был уже зачислен, смог приступить к учебе только в октябре, когда мне исполнилось восемнадцать. Пришлось догонять свой класс, потому что они отучились уже целую четверть. Так началась студенческая, семинарская моя жизнь. На весь Союз тогда было всего 8 семинарий, и Церковь прекрасно содержала свои учебные заведения. Были все необходимые условия, нас хорошо, помню, кормили. А при Хрущеве осталось и того меньше: Московская, Ленинградская да Одесская. С его приходом семинаристов стали призывать в армию, хотя прежде такого не было. «Пусть эти негодные элементы послужат своей Родине», — говорил он. И, начиная с 1955-года, даже людей в сане начали забирать. В 57-м половина семинарии ушла в армию, т.к. призвали сразу за два года — 56-й и 57-й. Я был в их числе.
— Как служилось в армии семинаристам?
— Ну, в армии мы были тоже «элементами». Нас призвали в строительные войска, и вначале мы не присягу давали, а торжественное обещание, как пионеры. У нас даже форма первые полгода была как у заключенных — серые бушлаты, серые шапки, серые гимнастерки с петлицами, как в довоенное время. Там я отслужил три года. Приобрел специальность маляра-штукатура. Самым сложным был, конечно, первый год. На молодых все выезжали — нас посылали на самую бестолковую работу. Помню, отправили нас в один военный городок строить столовую, а зима очень снежная была. И вот, с лопатами наперевес на уборку снега. Один гектар по 3 копейки за кубометр. Год так отработали и еще остались в долгу, потому что мы были на хозрасчете. Высчитывали с нас за питание, за обмундирование, за все.
Ну, а когда демобилизовался, вернулся в семинарию. Пришлось, правда, ждать окончания учебного года, т.к. он уже был в самом разгаре.
— Судя по Вашей биографии, Вас рукоположили в том же году?
— Да, до того, как я ушел в армию, ректором нашей семинарии был протоиерей Иоанн Соколь. До 60-х он был эмигрантом, жил и служил в Югославии, а когда «потеплело» у нас — вернулся на Родину. Так вот, пока я строил офицерские дома, служа в рядах Советской Армии, он овдовел, принял постриг с именем Иннокентий, и был рукоположен во епископа Смоленского. Поскольку сидеть без дела я не хотел, то отправился к нему на прием. Владыка принял меня с удовольствием. Я написал прошение, автобиографию, и еще около месяца, наверное, ждал согласования с уполномоченным — возьмут меня или не возьмут. В то время иначе невозможно было. В итоге епископ Иннокентий меня рукоположил, направил на первый мой приход в село Любавичи. Потом побросало меня с одного прихода на другой. Властям неугодно было, чтобы паства привыкала к священнику, объединялась вокруг него, начинала жить церковной жизнью, и они таким способом пытались и церковный организм разрушить, и не давать духовенству на ноги прочно стать. Пытались люди из «органов» и обработать меня. Вызвал как-то уполномоченный, начинает расспрашивать без особого интереса, для вида только: как вы, где вы, что вы? А потом, когда я вышел, окликают меня: «Михал Михалыч»! Я не оборачиваюсь, и иду быстрым шагом по обычаю. Догоняет меня вприпрыжку молодой человек. Представляется: — Я такой-то и такой-то. Мне нужно с вами побеседовать.
— А я, говорю, вас не знаю, и не собираюсь с вами беседовать.
Тут он достает красную корочку, и приглашает меня для беседы в расположенную рядом гостиницу. Начал он меня спрашивать где родился, где учился, когда женился. Я говорю: «Послушайте, если вы узнали меня по одежде на улице, то вы наверняка знаете и где я родился, и от каких родителей, и где я жил, и что я делал». Он улыбнулся и говорит: «Правильно мыслите. Вы ведь человек советский, лояльный. Мы можем вам дать место в кафедральном соборе».
— Я не достоин такого места, — отвечаю ему. — Вы что, вербуете меня?
— Нет, нет, что вы, — начал он оправдываться. — Просто в соборе сейчас нужен человек, который будет встречать иностранные делегации.
А надо сказать, что собор Смоленский знаменитым был — старинный, красивый, роспись, резьба прекрасная в нем. Многие туристы любили его посещать. — Так вот, — продолжил он, — Если вы согласитесь там служить, от вас потребуется только одно — подавать сигналы об отзывах о Советской власти во время экскурсий. Я ему говорю: «Знаете что, я не могу этим заниматься. Я на такое не способен. Двоедушничать и на кого-то доносить я не буду». Он говорит: «Почему?» Я ему отвечаю: «Я в Советской стране родился, получил образование, живу, и Родину свою предавать не собираюсь. Но кем вы сами будете меня считать? Я же буду и для вас подлым человеком, вы же сами будете презирать меня, если я соглашусь на ваше предложение».
— Нет, что Вы!
— Если я буду изменять своим убеждениям, продолжаю я, то в своем сердце вы подумаете, что я и вам смогу изменить, и повернусь, куда ветер подует. Я дал обещание Богу служить и только Ему. И я буду служить там, куда Он меня поставит. Мы уже жили в селе, и нормально жили.
А знаете, как в послевоенное время было — ни электричества, ни воды, удобств никаких…
Он тогда увидел, что ничего не выходит, пожал мне руку и говорит:
— Спасибо вам! Если бы все были такие патриоты страны как вы. И оставили меня в покое.
Так я служил по селам, а года через четыре епископ перевел меня в небольшой городок Гагарин (бывший Гжатск) — на родину нашего первого космонавта. Меня определили вторым священником в храм, где настоятелем был игумен Никон (Воробьев). Но мы мало вместе послужили, т.к. церквушка там была небольшая, при кладбище, и двух священников для нее было много. Епископ перевел меня в Рославль, районный центр в ста-пяти километрах от Смоленска. И там я служил около пяти лет.
В октябре 1964 года преставился владыка Иннокентий (Сокаль), и на нашу Смоленскую кафедру был временно назначен епископ Питирим (Нечаев) — руководитель издательского отдела Московской Патриархии, профессор МДА, будущий митрополит. А затем зимой 1965 года был рукоположен епископ Антоний (Вакарик). Впоследствии он был Правящим архиереем Симферопольской и Крымской епархии, и Митрополитом Черниговским и Нежинским.
Однажды, когда владыка Антоний был уже в Крыму, я позвонил и поздравил его с праздником, а он спрашивает меня: «А ты не хочешь перейти служить ко мне в епархию? У меня есть три области (Крымская, Запорожская и Днепропетровская), а духовенства не хватает». Он прекрасно знал, как тяжело живется священникам в Смоленской епархии, да и кадры были видимо нужны. Я говорю: «Владыко, как вы благословите». Он сказал: «Пиши три прошения, а я уж буду тут с уполномоченными областей сам договариваться». Я отправился к своему архиерею — на тот момент это был епископ Гедеон (Докукин), и спросил, отпустит ли он меня из епархии. Он оказался не против. — Ищи, говорит, место, отпущу.
Позвонил я владыке Антонию, и он сказал, что меня согласны взять в Запорожскую область. Там было два свободных места: Бердянск и Орехов. Мне выпал жребий служить в Бердянске. И на Успение 1970 года я отслужил тут первую службу. В это время в Крыму была эпидемия холеры. И по всему югу Украины на время карантина запретили людей причащать, выносить верующим крест и прикладываться к иконам. Я думаю: «Господи, ну как же людям не дать-то к Плащанице приложиться?» Вынес я плащаницу, а сам ушел в алтарь. Думаю, что будет, то будет. На следующий день меня в исполком вызывают. Секретарь мне: «Вы только что приехали, не соизволили явиться нам, представиться, а уже порядки нарушаете». Звали ее Вера Яковлевна, а фамилия у нее Варава была. Тут мне пришлось, конечно, немного схитрить. Знаете что, говорю ей, я служу, а уж кто там к чему прикладывается — мне из алтаря не видно. Это свободное дело человека — целовать икону или нет. Так оно и прошло. Следующий уполномоченный был Казаков — человек более-менее мирного склада. Ему главное, чтобы бумаги были в порядке все. А потом пришел на эту должность некто Николаенко со Львовской области. Я думаю, этот, наверное, верующим будет — с Западной Украины ведь. А не тут-то было. А он оказался таким безбожником! Всячески старался вбить клинья между мной и старостой, до последнего мешал жизни церковной.
На дом приезжать отпевать священнику запрещалось, взрослым креститься препятствовали. Если крестить ребенка, то только мать должна приносить его в храм — не бабушка, не крестные, не родственники. Проверки были постоянные по этому поводу, но добрые люди из исполкома всегда давали знать о них. Да и как тут проверишь? Крещаемых много, я дверь открою боковую, все дружно выходят после совершения Таинства — поди-ка, разберись кто там мать, кто тетя, а кто бабушка. Но, несмотря на все эти выходки, люди в храм всегда шли. В летний период, бывало, в семь утра приходил, и затемно уходил из храма. И похороны и крещения — до ста человек в день, не считая участников Литургии. Многие и знатные люди того времени — председатели колхозов, руководство предприятий — обращались, правда тайно. Боялись. Я им говорил так: «Знаете что, приезжайте ко мне домой, когда стемнеет, или я к вам на дом приеду, и окрестим ребеночка». Было бы желание спасаться, а Бог своих никогда не оставит.
— Каким Вы нашли Бердянск по приезду? Как обстояли дела с духовной жизнью в городе?
— Конечно, люди из старого поколения бердянцев были очень верующими. Летом дедушки шли в церковь в белых костюмах, бабушки в белых платьицах и шляпках. Но это, так сказать, старая бердянская интеллигенция. А общий духовный уровень был весьма плачевным. Тут же мощным катком безбожная власть прошла в 20-е — 30-е годы. Сколько храмов было разрушено, людей погублено. Взять вот описанные истории святых наших новомучеников бердянских. Страшное время было. «Общество воинствующих безбожников» немало потрудилось. Духовная пустыня была. И сейчас мы это видим еще. По сравнению с другими регионами Украины, России, Беларуси, где мощно возрождение духовное произошло, мы очень еще отстаем. Многие к Церкви относятся настороженно, если не сказать враждебно. Хотя мало-помалу ситуация меняется в лучшую сторону.
Когда вначале 90-х потеплело, многие предприниматели очень быстро богатели и готовы были помочь Церкви, строить хотели. Но власть местная и тут вмешивалась. Был такой случай — приехал к нам один бизнесмен, готов был строить большой типовый храм на Горе, примерно там, где сейчас Свято-Никольский храм стоит. И проект был, и материалы, и деньги. А власти как начали его «мариновать». То проект не такой, давайте еще три варианта, то одно, то другое… Я им говорю, у нас город курортный, люди верующие из Москвы, из Беларуси, из-за рубежа приезжают, а в городе нет храма достойного. А теперь все эти бизнесмены на дне лежат и не показываются.
Когда Церкви дали свободу развиваться, в нашем округе открылось много храмов. Я, как Бердянский благочинный, регистрировал все общины у уполномоченного, объезжал все, служил. А уполномоченный наш даже в то время, когда им сверху добро дали, все старался помешать нам. То одно не так, то другое. Доходило до того, что он в сердцах по столу кулаком, а я со своей стороны тоже. На повышенных тонах общались. Во всех областях уже приходские советы давно были организованы и действовали, а в Запорожской нашей области до последнего стояли противники Церкви на своем. Их время заканчивалось, но они уходить не спешили. А так, и в Конских Раздорах помню первые службы в храме без окон, без дверей, и в Нововасильевке, и в Куйбышево, и в Розовке. Много пришлось всем потрудиться, но это труды были радостные.
— Что было самым тяжелым для верующего, для священника в тот период советский?
— В то время культивировали пренебрежительное отношение к духовенству, как к тунеядцам и пережиткам общества, а к верующим, как к забитым, необразованным людям. И хотя некоторые с раздражением тыкали пальцем, большинство людей все-таки уважали священный сан. Я никогда не скрывался и не боялся, мог прийти открыто в школу (дети мои учились в 1-й школе) на собрание родительское, общался с людьми, в городе все знали — это священник идет. Детей, конечно, дразнили, бывало, но я всегда объяснял им, что на это не стоит обращать особого внимания. Был такой случай, прихожу за детьми в школу, а учительница мне говорит: «Отец Михаил, я сегодня попала впросак. Рассказывая материал по теме урока, я сказала детям, что Бога нет. А ваш сын (он теперь также священник) стал тянуть руку, и когда я его вызвала, заявил:
— Что вы такое говорите? Бог есть! Мой папа священник, и я точно знаю — Он есть!
Коммунисты, конечно, веру давили, но тогда хоть этих сект не было. Государство регистрировало только баптистов и адвентистов. А этих современных «харизматов», которых наплодилось в последнее время множество, не было и в помине тогда. И каждый из них считает, что они — церковь, людей в свои сети завлекают.
Потом, финансово тяжело было жить Церкви в то время. Налоги платили огромные священники — по 19-й статье. Если ты получаешь 400 рублей, значит 200 себе, 200 государству. Если выходит 500, значит 300 государству, 200 себе. В геометрической прогрессии не в пользу духовенства. А потом разные обязательные отчисления в Фонд Мира, например значительную часть церковных денег перечисляли. Трудно было что-то строить, благоукрашать, да и не разрешали они. С большим трудом я выбил возможность благоустроить немного церковный двор — раньше тут грязь была постоянная. Расписывать храм долго не давали, только в 76-м удалось начать работу, да и то, согласились они с горем пополам только алтарь расписать, а я заключил договор с московскими художниками на весь храм. Работа пошла, что ж им москвичей выгонять что ли? Вот так приходилось выкручиваться постоянно.
— Что помогало не опускать рук, не терять оптимизм?
— Вы знаете, я тут применял к жизни такую пословицу: собака лает, а караван идет. Как завелся однажды — и пошел, пошел, только вперед. И Господь всегда своей благодатью помогал нам недостойным. Второго священника мне не давали, потому что властям выгодно было, чтобы настоятель не справлялся. Великим постом, помню, особенно к концу его, силы падают уже телесные. Великая Суббота, целый день на ногах, вечером домой только душ принять, присесть, и на полунощницу уже пора. А там, как запели «Христос Воскресе!», так откуда только силы берутся? Так и на всю ночь и на следующий день хватает.
— Кто оказал на вас, как на священника, наибольшее влияние?
— Поначалу я служил в селе, и заочно заканчивал семинарию — уже Московскую. А надо сказать, что в то время гораздо строже были требования и подходы к учебе. А когда меня перевели в Рославль, я служил вместе со стареньким священником — отцом Анатолием Шаниным. Ему было 70 лет, он лагеря прошел, многое повидал. Подвижником был настоящим. Я у него многому научился. Интересный момент — его наградили правом ношения митры только после сорока лет служения в сане. А сейчас смотришь — молодой еще совсем священник, а у него уже полный комплект наград. Хотя может быть и стоит поощрять теперь молодежь, и богослужение украшать, но эту честь ведь надо оправдывать. «Авансом вы награждены», — говорит наш владыка. Но Богу за все нужно будет ответ давать, так что надо и отрабатывать авансы эти.
— Какое качество священника наиболее важное?
— Самое важное — это, конечно же, твердая вера и молитва. Если священник идет по жизни с молитвой, то многое у него получится — Господь поможет и укрепит. Ну и конечно прилежание. Люди сразу увидят того, кто служит спустя рукава. Или другая крайность — ревность не по разуму. Был у нас один священник такого склада. Бывало, приезжает он на отпевание, и начинает людей изводить: — Что это у вас тут за демон (на телевизор)? Убирайте-ка его немедленно или не буду отпевать вашего родственника. А у людей — горе, в комнате не развернуться. Искушение, да и только. Или галстук увидит на шее покойника и требует его снять — что вы, мол, виселицу ему устроили? Коды, антихристы у порога, заговоры масонов — зачем такие художества нужны?
— Вы счастливый человек?
— Конечно!
— Что есть счастье в Вашем понимании?
— В жизни человеческой, так уж устроено, радости меньше, чем печали. Но эта радость редкая стоит всех тяжелых минут и возвышает человека. У меня сын священник, дочери старшая и младшая замужем за священниками, десять внуков, одна правнучка — разве это не счастье? Счастье — это дар жизни, это радость служить Богу, служить людям. И жизнь продолжается. И хорошее и плохое — все от Бога, все нам на благо. За все будем Его благодарить.
— Что вы хотели бы пожелать нашим читателям?
— Я хочу пожелать всем вашим читателям иметь веру, и веру крепкую. Чтобы вы имели желание и волю при любых обстоятельствах следовать за Господом, идти спасительным путем. А с верой все возможно. Как говорит нам Спаситель в Евангелии: «если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас». По вере все Господь дает и верующего никогда не оставит.
Беседовал диакон Александр Карпенко
Ваше Высокопреподобие, досточтимый отец Михаил!
Редакция епархиальных газеты и сайта «Бердянск Православный» сердечно поздравляет Вас со знаменательной датой в Вашей жизни — 50-летием служения в священном сане. Всемилостивый Господь сподобил Вас много сделать и пережить, и во всех жизненных обстоятельствах Вы всегда являли пример стойкости и мужества, верности Православию и своему призванию. Вся Ваша жизнь посвящена служению Богу и людям. Единодушно выражаем надежду, что ещё многие годы, с той же ревностью Вы будете трудиться на благо святой Матери Церкви. Желаем Вам крепости сил и неоскудевающей помощи Божией в Вашем пастырском служении!