О синергетическом богословии

«Кто не против вас, тот за вас» (Мк.9:40)

В этой статье вы познакомитесь с новым православным богословием. Оно находится в состоянии формирования. Почти нет мыслителей и писателей, которых можно было бы отнести к этому течению в православной мысли, но именно за ним будущее. Православная мысль, которая будет развиваться вне нового богословия, обречена оставаться отсталой или узко-богословской.

1. Синергетическое богословие и его принципы

Развитие философии и науки в ХХ веке показало, что сформировался тип нового разума – синергетический разум. Его особенностью является то, что он может совмещать разные источники знания, видеть их симфонию и созвучие, несмотря на разность этих источников и то, что они могут противоречить один другому. Человек с синергетическим мышлением видит мир сложным и многообразным, божественное и человеческое таит для него сотни неразрешенных загадок. В своих поисках истины и в попытках ответить на сложные вопросы такой человек обращается к разным источникам знания, анализирует их и использует для получения ответов…

В древней притче о слепцах рассказывается, как они решили выяснить, кто такой слон. Один слепой потрогал хвост и сказал: «Слон – это хвост!» Другой потрогал хобот и сказал: «Слон – это хобот!» И так далее. В итоге они так и не выяснили, кто такой слон. Наш мир похож на этого слона. Разные мыслители освящали небольшие части этого мира. И если мы будем обращаться только к одному или нескольким из них, то неминуемо станем сектантами. Сектантами в мысли. Потому что мы часть будем выдавать за целое. Поэтому крайне необходимо обращаться к свидетельствам разных мыслителей и совмещать их мнения, чтобы в нашей голове постепенно начал появляться образ слона…

Я предвижу вопрос, который может возникнуть у православных христиан. Он звучит так: «А зачем нам вообще познавать мир? Христос открыл нам самое главное! Мы должны стремиться к спасению! Все остальное – не так важно! А если так и зудит получить ответы на сложные вопросы, то можно потерпеть – в Царствии Божьем их даст нам Бог!» С какими тезисами моего православного читателя я соглашусь? Да, спастись можно и без познания мира. Пример: монахи. Все их дело – молитва. Остальное – не имеет значения. Но это совсем не значит, что мы все должны быть как монахи… Спасение – это достижение совершенства. Спастись – значит стать богочеловеком, богом с маленькой буквы. Никто из святых в этой земной жизни не достигал совершенства, о котором идет речь, поскольку оно возможно лишь в Горнем мире после всеобщего воскресения. Иными словами, в этой жизни человек может лишь стремиться к Богу, он может показать своей жизнью и своей борьбой со страстями, что хочет быть со Христом, но окончательное соединение Бога и человека случится лишь «там». Именно поэтому апостол Иоанн так возбужденно жаждет Второе пришествие Христа, именно поэтому в Символе веры говорятся слова, особенно пронимающие каждого православного христианина: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века!» Монашество – это всего лишь один из путей к спасению. Если можно спастись монаху, то это не значит, что остальные пути – не нужны. Монах с помощью более интенсивной молитвы (идеал которой – непрестанная молитва) стремится к Богу, но можно идти к нему и с помощью познания божественного и человеческого. Одна грань совершенства, богочеловечества, т.е. нашего спасения, к которому мы так стремимся, – это непрестанная молитва, другая – обладание абсолютным знанием. Монах, который молился, но не познавал, в Царствии Божием будет наделен Богом абсолютным знанием, а мыслитель, который не стяжал непрестанную молитву, обретет ее после спасения. Фактически, вся человеческая история – это богочеловеческий процесс строительства Царствия Божия (не на земле, а на Небе). Мы идем к Царствию разными путями (молитвой, познанием и еще десятками других путей), мы раскрываем его тайны (тайны Царствия – это тайны божественного и человеческого), и Бог во всем помогает нам. Именно поэтому движение к Богу есть там, где есть попытка разгадать тайны мира. Чем больше мы знаем, тем ближе мы к совершенству…

После этого моего размышления православный христианин может спросить: «Неужели вы считаете, что спастись тогда может даже нехристь, но который всю жизнь познавал мир, раскрывал его тайны?» Отвечу на вопрос: я не знаю. Но я знаю две вещи: 1. Было бы ошибочно утверждать, что спасение возможно вне Церкви, вне Евхаристии, вне Христа… Но этот вопрос очень сложен, он полон противоречий, и вряд ли может быть полноценно разрешен. С одной стороны, «вне Церкви нет спасения», с другой – мы не знаем четких границ Церкви… 2. Дух дышит, где хочет. Бог соприкасается с каждым человеком, даже с атеистом, хоть тот того и не осознает… Бог в той или иной степени с каждым. Признак Бога – это умение радоваться другим людям, миру, красоте… Тот, в котом совсем нет радости и любви, не сможет жить дальше, его охватит тошнота, и он либо покончит жизнь самоубийством, либо деградирует как человек. Поэтому Бог есть и с нехристианскими мыслителям. Они могут писать много того, что нельзя принять православному, но и у них мы сможем найти (не у всех, но у многих) отблеск Истины. Или даже они могут быть в большинстве своих размышлений созвучны православию. И, обработав их мысли, мы сможем их трансформировать и сделать частью своего мира. Мы сможем сделать себя богаче благодаря им.

Вернусь к новому богословию. Оно – порождение синергетического разума, поэтому его можно назвать синергетическим богословием. Оно обращается не только к традиционным источникам богословия (Писанию и Преданию),  но и к другим областям знания. Синергетическое богословие призвано соединить в православном ключе всевозможные идеи и теории, которые родились вне христианства, но могут быть трансформированы им. Многие нехристианские авторы выдвигали идеи, которые не противоречат христианству, а созвучны ему. Этими идеями необходимо пользоваться. Сам Христос сказал: «Кто не против вас, тот за вас» (Мк.9:40).

Коротко описав синергетическое богословие, я постараюсь выделить его принципы:

1)     Открытость – умение присоединять новое знание, трансформируя его, перерабатывая. Сущность Церкви – преображение мира Божественным Светом. Любое знание, открытое нехристианскими мыслителями, но отражающее Истину, может быть вобрано Церковью. С одной стороны, оно даст нам, верующим, раскрытие некоторых тайн божественного и человеческого, с другой стороны, мы сможем «освятить» это знание, углубить его, раскрыть с помощью Предания неизвестные его стороны, исправить ошибки.

2)     Парадоксальность. Мир не является однозначным. Его нельзя вместить в рамки рациональности и логики. Честертон верно заметил: «Логик стремится засунуть небеса в свою голову – и голова его лопается» («Ортодоксия»). Мир сложнее, чем кажется каждому из нас. Самые важные для человека явления, такие как жизнь, любовь, счастье, радость, истина, борьба, и т.д. нельзя охарактеризовать однозначно. Их можно описывать только противоречиями. Именно поэтому необходимо вырабатывать парадоксальное мышление каждому верующему. Мы должны «включать» догматическое мышление в том случае, если речь идет о Символе веры, но когда речь идет о жизни, то догматическое мышление – признак отсталости и узости, сектантства в мысли. Человек противоречив – в нем уживаются несовместимые явления (Безумье – и благоразумье, позор – и честь, все, что наводит на раздумье, все слишком есть – во мне (Цветаева), и мир противоречив – его нельзя вместить в одну схему. Обладать парадоксальным мышлением значит уметь совмещать противоположности («терпеть» антиномии), смотреть на вещи с разных позиций, видеть не одну сторону явления, а все или как можно больше… В XXI веке без парадоксального мышления делать нечего – это признак отсталости. Тем более новое богословие не может не быть парадоксальным.

3) Нелинейность – умение смотреть на явление не с какой-то одной позиции, а с разных, видеть его через призму множества детерминирующих факторов;

4) Миссионерность. Любой анализ разных источников знания, их обработка, должны служить делу миссионерства, распространения веры или не противоречить догматам православия.

5) Метафоричность – это умение использовать в проповеднической деятельности, в своих размышлениях не только понятия, но и метафоры и интересные образы для описания явлений.

От принципов синергетического богословия перейдем к его задачам.

2. Задачи синергетического богословия

Из текста выше понятно, что есть характерные отличия синергетического богословия от традиционного. Главное из них заключается в том, что синергетическое богословие обращается не только к традиционным богословским источникам (Писанию и Преданию), но и к другим областям знания: философии, психологии, литературе, истории и т.д. При этом данный подход нисколько не противоречит православию, как об этом пишет дьякон Андрей Кураев [1]: «Святоотеческая же традиция просто не ставила проблемы соотношения веры и знания, веры и знания — ибо для отцов это не было проблемой. Энциклопедические знания (некоторых из них) естественно уживались с живой верой… Сегодня рационализм никак не может быть отцом ересей. Сегодня это средство защиты Православия. Ясность убеждений, их аргументированность и осознанность — необходимое условие для того, чтобы быть православным в век расплывчатого и туманно-удушливого «плюрализма» [2].

«Новый богослов» призван быть не только знатоком православия, но и интеллектуалом.  Св. Григорий Богослов писал: «Полагаю же, что всякий имеющий ум, признает первым для нас благом ученость, и не только сию благороднейшую и нашу ученость, которая презирая все украшения и плодовитость речи, емлется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую, но и ученость внешнюю, которою многие из христиан, по худому разумению, гнушаются, как злохудожною, опасною и удаляющую от Бога…» [3]. Зачем нужна эта «ученость»? Без нее невозможно эффективно разрешить основные задачи синергетического богословия: апологетическую, миссионерскую и популяризацию православных идей в церковной среде.

Философ Ю.А.Нарижный пишет о настоящем интеллектуальном буме, который можно наблюдать в наше время – в эпоху постмодерна: «Существенные трансформации произошли также и в сфере гуманитарного, социального и философского знания. Никогда ранее новые идейные направления не возникали так часто и не исчезали так быстро, оставляя после себя целые разделы в университетских учебниках. Развитие философии в ХХ веке можно уподобить взрыву снаряда, каждый из осколок которого разрывается на осколки, которые в свою очередь разрываются на более мелкие осколки. Невозможно создать единую типологию для классификации философских школ, течений, направлений, возникших в ХХ веке… До ХХ века каждая культурная эпоха рождала две-три гениальные философские фигуры, две-три мощные мировоззренческие системы, две-три универсальные философские модели, которые надолго овладевали умами современников и потомков. Современная эпоха покончила с этой многовековой традицией – наступило время невообразимого многообразия и бескрайнего плюрализма при отсутствии гениев и абсолютных авторитетов» [4].

Но, несмотря на этот бум в интеллектуальной сфере, на буйство красок в ней, есть все же то, что роднит многих мыслителей XIX-XXI ст., а именно отрицательное отношение к христианству: «Сегодняшний мир ежедневно обращает к христианам тысячи вызовов» [5]. Церковь почти единогласно сдают в музей. Или призывают к злокачественному обновлению христианства, которое повлияет на него разрушительным образом. Вот что пишет об этом уже цитируемый выше Ю.А.Нарижный, опираясь на теорию коллективного бессознательного Юнга: «Однако, если религиозный, к примеру, христианский, миф настолько одряхлел, что стал просто пустой оболочкой и не обеспечивает больше связь с собственным бессознательным, необходимо попробовать использовать глубинный анализ, способный обеспечить осознание ограниченности и относительности символов собственной традиции, ощущение того, что любая религиозная традиция и любая символическая форма уходит корнями во внутренний мир души. В этом случае христианская символика может быть дополнена символами, близкими к этой традиции, например, гностической» [6].

Задача апологетики как составной части синергетического богословия состоит как раз в тщательном изучении основных интеллектуальных течений (которые отражены в философии, литературе, психологии и т.д.), которые возникли в ХХ и в ХIХ вв., и опровержении антихристианских элементов в них. Необходимость в этом – большая. Мне кажется, что Бердяев попал в точку, когда почти 100 лет назад написал слова, которые до сих пор остаются актуальными: «Наша православная апологетика всегда была очень отсталой и менее разработанной, чем апологетика христианских вероисповеданий Запада. Апологеты наши не обладали чуткостью к умственным и духовным соблазнам своего времени. Они опровергали материализм, когда умами владело кантианство, опровергали кантианство, когда умами начала овладевать теософия и лжемистические течения, громили Л.Толстого, когда моральное сознание было пленено Ницше… Но ныне русское Православие вступает в совершенно новую эпоху, когда русским православным людям во всех отношениях придется лучше вооружится и приготовится к борьбе. Жить придется среди враждебного христианству мира, среди утонченных умственных течений, стремящихся унизить и ниспровергнуть христианство» [7].

Но не только апологетическая защита является задачей синергетического богословия, но и миссионерство – распространение веры в мире, говорящем на тысячи языках. Это языки «философий» и субкультур. Несмотря на то, что они рождены вне Церкви, в этих языках очень много христианского («Каждая душа по природе своей христианка» (Тертуллиан). И этот христианский элемент – платформа для миссионерства. Но чтобы встать на нее – необходимо изучить эти языки, уметь быть «своим» для тех людей, с которыми говоришь о вере.

Евангелие заканчивается призывом Христа к ученикам: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Мф.28:19). На церковнославянский слово «народы» переводится как «языцы». Т.е. этот призыв Христа можно понимать так: сообщите людям, говорящим на разных языках (мировоззренческих языках, языках субкультур и т.д.) христианскую истину. Но чтобы «народы» поняли твою проповедь, нужно говорить именно на их языках…

Ниже я бы хотел написать о методе миссионерства, который условно можно назвать «миссионерством через красоту». Достоевский в «Братьях Карамазовых» пишет: «Красота – это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, и определить нельзя потому, что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут… Иной высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы… Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота?.. Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Как понимать эти слова? С позиции Достоевского есть два уровня красоты – богородичная и содомская, небесная и адская… Человек может видеть красоту в музыке Моцарта и шансоне, в православии и примитивной секточке, в Достоевском и дешевой однодневной повести, в Наташе Ростовой и в продажной женщине… Пишу «и», а не «или», потому что те или иные идеалы полярных «красот» живут в каждом из людей, и цель человеческой жизни с позиции православного Достоевского состоит в том, чтобы преодолеть в себе ощущение красоты низкого, пошлого, греховного – красоты адской, – и прилепится душой к Абсолютной Красоте – Богу. «…жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое, любил Господа Бога твоего, слушал глас Его и прилеплялся к Нему; ибо в этом жизнь твоя и долгота дней твоих, чтобы пребывать тебе на земле» (Втор.30:19-20).

У прот. Сергия Булгакова можно найти очень интересное замечание о красоте: «Православие имеет видение умной красоты[8], к которой душа ищет путей приближения. Это есть небесное царство идей, которое в язычестве созерцал еще Платон, – образы ангельского мира, духовное «небо» (Быт.1:1), которое смотрится в земные воды. Это есть идеал не столько религиозно-этический, сколько религиозно-эстетический, который лежит уже по сторону добра и зла в их разделении. Это есть тот свет, который светит на пути земных странников. Он зовет за пределы теперешней жизни к ее преображению»[9].

[8] Я помню тот день, когда пришел к вере. Это было вызвано чтением евангелий. Я читал и понимал, что Христос – Самый Прекрасный Человек, а Его учение – наиболее красивое среди всех учений и идей. Не мог человек выдумать такую красоту, а, значит, Бог есть! «Глупцы: да посмотрите на Лицо Его: оно – чудо. И все Его глаголы – чудны и необыкновенны», – верно воскликнул в «Новых эмбрионах» Розанов.  (Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. М.: Республика, 1992. С.237). Кстати, именно поэтому я считаю, что история выбора религий при князе Владимире правдива (имею ввиду момент, когда послы князя зачаровались красотой православного богослужения)…

[9] Прот. Сергий Булгаков. Православие. Очерки учения православной церкви. К., 1991.С.185.

В контексте вышесказанного о красоте стоит поговорить о том, что в богословской мысли обозначено как «семена Логоса». «Дух дышит, где хочет» (Ин.3:8) – проявление Бога, «красоту Мадонны», в той или иной степени можно найти в очень многих явлениях этого мира, даже нехристианских. Арх. Плакида Дезей писал: «…божественный Логос, Бог-Слово просвещает всякого человека (ср.Ин.1:9), и в любой человеческой премудрости прослеживается то, что св. Иустин Философ называл «семенами Логоса»[10].

[10] Арх. Плакида Дезей. «Добротолюбие» и православная духовность. М., 2006. С.81.

Если исходить из этой мысли, то мы можем вывести новый метод миссионерства (хотя все новое – хорошо забытое старое, потому что многие святые миссионеры сознательно или бессознательно его использовали), который условно назовем миссионерством через красоту. Его очень удобно использовать, учитывая антимиссионерские реалии нашего мира. Например, во многих обществах есть антипатия к беседам о Боге и религии или табу на распространение веры (школа, университет, возможно, компания друзей или семья и т.д.), и любые попытки миссионерства воспринимаются «в штыки». Или бывает, что у людей просто нет потребности или желания обращаться к религиозной теме… Поэтому в данном случае нужно определить, какая тема является желанной и общей в том или ином обществе, и попытаться раскрыть ее так, чтобы проявить «семена Логоса» (если они, конечно, есть в этой теме). Исходя из этого, не всегда нужно говорить о Боге, православии, но можно вести беседу о чем-то высоком, что является хоть и ущербным проявлением Логоса, но уже такой разговор будет миссионерским актом, потому что человек благодаря ему встанет на первую ступеньку лестницы красоты, и, возможно, если Бог даст (не от миссионера зависит успех, а именно от Бога) продолжит восхождение в будущем… Не нужно быть навязчивыми со своей верой – нужно говорить с человеком о Красоте настолько, насколько он готов, и уже в этом исполнение заповеди Христа о миссионерстве.

Следующей задачей синергетического богословия является популяризация православных идей в церковной среде с целью формирование в ней «внутренней цензуры традиции», о которой Андрей Кураев писал следующее: «Традиция – это вкус, то есть предрассудки. Предрассудки в самом буквальном смысле слова – то, что «перед рассудком», что впитано человеком прежде, чем начал работать его личный критический рассудок. Современные церковные люди – это поколение, о котором можно сказать словами Андрея Вознесенского: «Расформированное поколение, мы в одиночку к истине бредем». Внутренняя цензура – это церковная традиция – или впитанная человеком с молоком матери, или полученная в ходе нормального, очного богословского образования»[11]. На протяжении долгого времени круг вопросов и проблем православных не изменяется. Об иконах, противоречиях в Библии, сопротивлении злу насилием и т.д. говорили всегда. А это значит, что ответы на эти вопросы – уже есть. Задача представителей синергетического богословия – в популярной форме, но без крайнего упрощения, предоставить эти ответы верующим. Это и есть участие в формировании «вкуса традиции» у православных…

[11] Кураев А. Книга дает возможность мыслить // http://www.kiev-orthodox.org/site/bookshelf/649/

Несмотря на все, что сказано выше, я надеюсь, что синергетическое богословие не будет останавливаться на указанных трех задачах, которые стоят перед ним. Нужно понять одно, что в этом мире, в этом эоне бытия не достигается совершенного общения с Богом, что Он раскроет Себя для человека и в человеке максимально лишь в Царствии Небесном. Именно поэтому в Символе веры сказано о чаянии воскресения мертвых, а последняя книга Библии наполнена жаждой Второго Пришествия. Формирование и развитие нового богословия во многом обусловлено этим чаянием раскрытия Бога, Его откровений, новых излияний Духа, которые произойдут в интеллектуальной сфере, в первую очередь. Поэтому есть надежда, что новое богословие будет действительно новым, а не просто популяризацией патристики, что в нем найдут свое отображение новые идеи и мысли, которые еще не раскрывались в веках…

3. Синергия с русской религиозной философией

От задач синергетического богословия нужно перейти к еще одной его характерной особенности, которая отличает его от традиционного. Это – симфония, синергия с русской религиозной философией, а точнее с тем ее существенным элементом, который является православным. Жаль, но в церковной среде отношение к русской философии (когда я пишу «русская философия», то имею ввиду русскую религиозную философию, по большей части основанную на православии, а когда же употребляю словосочетание «русские философы», то подразумеваю ее представителей) преимущественно негативное. Почти общепринятое мнение многих православных заключается в признании таких мыслителей как Соловьев, Бердяев, отец Сергий Булгаков, отец Павел Флоренский, Василий Розанов и т.д. еретиками или даже нехристями.

Стоит признать, что представители русской религиозной философии не всегда писали в тех рамках, которые привычны православным обывателям. Кроме этого, у них были мысли, противоречащие православию (но такие мысли были и у святых, отсюда богословское понятие теологумена). Но во много дух русской религиозной философии – православный… В большей степени то, что кажется православным критикам неприемлемым в ней, не является еретичным. Просто нужно оценивать русскую философию не с помощью догматического мышления, что чаще всего этот критик и делает, а использую парадоксальное мышление…

Мне кажется, что нужно расдемонизировать русскую философию в православной среде. Ее представителей никто не отлучал от Церкви, а они сами видели во Христе и православии – спасение. Есть замечательные слова о русской философии у протоиерея Алексия Сидоренко: «Теперь уже вряд ли кто-нибудь станет отрицать русскую религиозную философию, православную по своей направленности, как уникальное явление во всей истории философской мысли, хотя попытки такие предпринимаются время от времени. (Об этом свидетельствует дискуссия в «Вопросах философии» №10 за 1994 год). При всех различиях русских философов в подходах к тем или иным вопросам существовал круг проблем, которые получили религиозное осмысление и разрешение только в русской философии. Крупнейший исследователь и специалист по творчеству Ивана Ильина Н.П.Полторацкий в работе «Русская религиозная философия» («Вопросы философии» №2, 1992) дает впечатляющий перечень таких проблем и пишет, что все русские философы исходили из того, что «православие означает иное восприятие и понимание христианства, нежели католичество и протестантизм, а потому на основе его, в свете его может быть найден новый подход к основным вопросам культуры и жизни, построено новое мировоззрение»[12].

[12] Протоиерей Алексий Сидоренко. Н.А.Бердяев и Церковь / Сибирская православная газета // http://www.ihtus.ru/41.shtml

А вот что писал о русской религиозной философии Виктор Аксючиц: «В своих проблемах и методах оригинальная русская философия обратилась к традиции святоотеческого богословия и философии: «У нас есть великая школа богословия, это наша обедня, открытая для всех» (Ф.М.Достоевский). Русская философия изначально следовала древней традиции патристики и русской средневековой мысли, сочетающей теоретический и практический интерес: подлинная философия есть поиск истинной жизни и спасения. «Когда в XIX в. в России народилась философская мысль, то она стала, по преимуществу, религиозной, моральной и социальной. Это значит, что центральной темой была тема о человеке, о судьбе человека в обществе и в истории» (Н.А.Бердяев). Русская философская мысль на новом уровне воспроизводила традиционные формы русского умозрения, которое веками развивалось в нерационалистических формах: в эстетической (средневековая иконопись – философия в красках), в художественной литературе…»[13]

[13] Виктор Аксючиц. Становление русской философии // http://www.pravoslavie.ru/jurnal/030915103201

Стоит отметить, что у русских философов есть обращение к неправославной мистике, например к Беме у Бердяева, но, несмотря на это, сохраняется православный дух этой философии…

Стоит признать, что мыслители русской религиозной философии очень часто выражали более глубокое понимание православия, чем это свойственно их обвинителям из церковной среды. Позвольте привести размышления о Христе Бердяева, одного из самых известных русских философов: «В религии Христа кровавая жертва заменяется жертвой бескровной – евхаристией, приобщением к вселенской жертве Христа, отменившей все другие жертвы, а Закон заменяется свободной любовью. Богу нужны не жертвы и истязания, а свободная любовь человека, свободное соединение человеческого с божеским. Новый Завет и есть завет свободной любви человека и Бога…

Учение о богочеловечестве Христа, христологические догматы – факты, мистические факты вселенской истории, а не теории, не умственные доктрины, не отвлеченные построения, как то хотят представить рационалисты… Кто был Христос и что Он для нас, это не умственный вопрос, не вопрос той или иной теории разума, это вопрос нашего религиозного опыта, нашего религиозного восприятия, вопрос реального факта. Мы хотим реально воспринять Христа, сделать Его фактом нашего опыта, и потому для нас не может быть безразлично, кто Он, что Он для нас. Не познание наше о мире и не интеллектуальные наши теории меняются в зависимости от того, что мы мним о Христе, а сам мир и само наше существование меняются от этого. Если Христос – Сын Божий, Логос, то мир имеет Смысл и у меня есть надежда на вечное спасение; если Христос – человек, то мир бессмыслен и нет для меня религии спасения. Догматы – факты, и только как факты они нам дороги. На вселенских соборах дело шло не о философских теориях, а о жизни и смерти, о религиозном восприятии таинственных реальностей. Догматы – обострение внутреннего зрения, открытие мистических фактов в глубине своего опыта. Только религиозное восприятие в силах решить вопрос, кто Христос и в чем «сущность» христианства; историческое исследование и философское умозрение само по себе бессильно установить религиозный факт.

…Христос хотел свободной любви человека и потому не мог запугивать его своим могуществом, насиловать своей властью. Если бы Христос явился в силе и славе, как Царь, то Он не был бы Искупителем, то спасительная жертва не совершилась бы. Кажущееся бессилие Христа и христианства свидетельствует о Христе, о Его божественности, а не против Него… Смысл творения в том, чтобы человек и за ним весь мир полюбили Бога – Любовь, а не устрашились Бога – Силы. Если бы Христос явился как царь земли, то этим история мира закончилась бы, никакой дальнейшей истории не могло бы быть. Это было бы то же, как если бы Бог создал творение неспособным к греху, насильственно совершенным и потому лишенным свободы. Если тайна греха в свободе, то тайна искупления и спасения – в свободе же, но в свободе, соединенной с любовью, с божественной любовью…

…Истина о Христе не доказывается силой человека, а скорее, его слабостью, так как истина эта в том и заключается, что человек бессилен сам спастись и спасается через Христа…

В воскресении Христа был один раз за всю мировую историю абсолютно отменен порядок природы, был дан реальный пример преображения мира…

Христос – центр истории, смысл истории; история шла к Нему и идет от Него…»[14].

[14] Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1999. С.325-330.

И вот еще цитаты – размышления Бердяева о Церкви: «Только Церковь – все, только в Церкви – все. Но Церковь – душа мира, земля, соединившаяся с Христом-Логосом»[15]; «Вне Церкви нет откровения, не может быть и нового, чаемого откровения. Только Церковь есть откровение божественного бытия в мире»[16].

[15] Там же. С.379

[16] Там же. С.385

Если обратиться к другим русских философам, то можно найти огромнейшее количество православных по своему духу размышлений и цитат. Безусловно, при желании получится отыскать у них и неправославные идеи, и даже критику официальной церкви. Но нужно помнить, что они жили во время разложения христианской жизни, которое во многом было вызвано слиянием Церкви с государством, и что это часто была критика не божественной ее стороны, а человеческой, того, что русские философы называли историческим или официальным христианством, т.е. проявлением слишком человеческого, приземленного и даже греховного в истории Церкви.

Одна из основ русской религиозной философии православной направленности – догматика, выработанная Семью Вселенскими Соборами, сердцевиной которой является идея Богочеловека Иисуса Христа («Богочеловечество», т.е. симфония Божественного и человеческого, – это центральное понятие русской философии, которое разрабатывалось именно в православной стезе), и хотя бы поэтому мы не можем отказать этой интеллектуальной традиции в признании ее православной мыслью, хоть и специфической, в чем-то новой, но, подчеркиваю, православной по своему духу…

Добавлю еще следующее:  наиболее выдающимся современным православным богословом в Русской Церкви является дьякон Андрей Кураев, и те православные, которые любят его творчество, но насторожено относятся к русской философии, даже и не подозревают, что он – крупный популяризатор всевозможных идей этой традиции мысли, испытавший ее колоссальное влияние. Большое количество мыслей, которые Кураев освещает в своих работах, прямо заимствовано им из русской философии или созвучно с ней. Например, в своей книге «Наследие Христа. Что не вошло в Евангелие?» Кураев потрясающе созвучен В.Соловьеву, он пишет: «Христос не воспринимал Себя Самого как просто Учителя. Такого Учителя, Который завещает людям некое «Учение», которое можно разносить по миру и по векам. Он не столько «учит», сколько «спасает». И все Его слова связаны с тем, как именно это событие «спасения» связано с тайной Его Собственной Жизни.

Все, что есть нового в учении Христа, связано лишь с тайной Его Собственного Бытия. Единый Бог был уже проповедан пророками, и монотеизм уже давно установился. Об отношениях Бога и человека можно ли сказать словами, более высокими, чем это сделал пророк Михей: «Человек! сказано тебе, что добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих.6:8)? В нравственной проповеди Иисуса практически к любому ее положению можно указать «параллельные места» из книг Ветхого Завета. Он придает им большую афористичность, сопровождает удивительными и удивляющими примерами и притчами – но в Его нравственном учении нет ничего такого, чего не содержалось бы в Законе и у Пророков.

Если мы внимательно прочитаем Евангелия, то увидим, что главным предметом проповеди Христа являются не призывы к милосердию, к любви или к покаянию. Главным предметом проповеди Христа является Он Сам. «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14, 6)…»[17]

[17] Кураев А. Наследие Христа. Что не вошло в Евангелие? // http://azbyka.ru/hristianstvo/bibliya/novyi_zavet/kuraev_nasledie_christa_01g-all.shtml

Теперь обратимся к Вл.Соловьеву, у которого есть следующие размышления: «В настоящее время в христианском мире, особенно в мире протестантском, очень часто встречаются люди, называющие себя христианами, но признающие, что сущность христианства не в лице Христа, а в Его учении. Они говорят: мы христиане, потому что принимаем учение Христа. Но в чем же состоит учение Христа? Если мы возьмем нравственное учение (а его-то именно и имеют в виду в этом случае), развиваемое в Евангелии и все сводящееся к правилу: «люби ближнего, как самого себя», то необходимо признать, что это нравственное правило еще не составляет особенности христианства. Гораздо раньше христианства в индийских религиозных учениях – в браминстве и буддизме – проповедовалась любовь и милосердие, и не только к людям, но и ко всему живущему.

Точно так же характеристическим содержанием христианства нельзя полагать учение Христа о Боге как Отце, о Боге как существе по преимуществу любящем, благом, ибо и это учение не есть еще специфически христианское: не говоря уже о том, что название отца всегда придавалось верховным богам всех религий, – в одной из них, именно в религии персидской, мы находим представление о верховном Боге не только как отце, но и как отце всеблагом, любящем.

Если мы рассмотрим все теоретическое и все нравственное содержание учения Христа, которое мы находим в Евангелии, то единственным новым, специфически отличным от всех других религий, будет здесь учение Христа о Себе самом, указание на Себя самого как на живую воплощенную истину. «Я есмь путь, Истина и жизнь: верующий в меня имеет жизнь вечную».

Таким образом, если искать характеристического содержания христианства в учении Христа, то и тут мы должны признать, что это содержание сводится к самому Христу»[18].

[18] Соловьев В. Чтения о Богочеловечестве // http://vehi.net

Подобных созвучий Кураева и русской философии – очень много… Поэтому необходимо понять: верующие русские философы – это союзники православия. В их философии можно черпать десятки полезных идей. Развитие синергетического богословия без них невозможно.

4. Публичные люди и их вера

Синергетическое богословие можно обозначить не только как интеллектуальное течение в православной мысли, но и как образ жизни. Основная идея синергетического богословия – это преображение мира Фаворским Светом. Задача Церкви – войти во все сферы человеческой жизни и преобразить их, освятить Божьим присутствием. Поэтому синергетическое богословие – это еще и публичное исповедание веры. Новыми богословами можно назвать не только проповедников вроде Кураева, но и публичных людей, которые исповедуют православие в своей среде на ее языке. Пример – отец Иоанн Охлобыстин, актер и священник. Да, он не совсем вписывается в рамки «стандартного священника», но ничем не погрешает своей оригинальностью. В Церкви должны быть не только типичные батюшки, но и такие, как отец Иоанн. Он мало пишет на православную тематику и проповедует, но любое его интервью и любая его актерская работа – это уже проповедь. Тысячи людей обратили свое внимание в сторону православия после того, как узнали, что их любимый актер – священник. Может далеко не у всех это закончилось воцерковлением, но эффект имело все же большой…

Иными словами, новым богословом (в данном случае богословие понимается как разговор о Боге – «Бого-словие») может считать себя не только православный публицист, но и публичный человек, который светит своей верой. В данном контексте, например, любое интервью Охлобыстина о вере – это новое (синергетическое) богословствование…

Будущее нашей Церкви зависит от того, будут ли в ней публичные люди и элита. Среди верующих публичных людей уже есть яркие имена, например, Петр Мамонов, Константин Кинчев, Юрий Шевчук, отец Иоанн Охлобыстин, но этого мало (несмотря на то, что уже сейчас некоторые другие представители элиты говорят о своем православии, многие из них не являются таковыми, и это лишь формальное исповедание)… Церковь должна обратиться к человеку через выдающихся людей. И эти люди должны заговорить с обществом не на «церковнокитайском», а на нормальном человеческом языке…  Человек должен почувствовать, что Церковь – близка ему, что она – Церковь людей, а не Церковь бабок и «благочестивых кибердроидов»…

Проблема в том, что людей от Церкви отталкивают не столько наши «бабкоежки» или «ревнители веры», отправляющие всех, кто не исповедует их узкие религиозные взгляды, в ад (или другие церковные проблемы), сколько «нормальные» православные. У современных верующих сложился очень неправильный стереотип о том, что твое благочестие измеряется количеством запретов, которые ты для себя придумал. Запретов не на грех (он, понятное дело, не может быть оправдан), а запретов на нормальные человеческие вещи. С одной стороны, быть в Церкви и оставаться современным человеком, – не запрещено, с другой стороны, нормальное взаимодействие с окружающим миром часто осуждается как отсутствие духовности или неблагочестивые поступки. Например, я не могу понять, почему считается благочестивой точка зрения, что косметикой пользоваться не очень хорошо, и она разрешается лишь для того, чтобы не смущать окружающих своей неухоженостью. Или, скажем, многие православные с осуждением воспринимают актерскую игру отца Иоанна Охлобыстина, хотя за время своего священства он снимается в нормальных фильмах для нормальных людей и по благословению. Делает ли он что-то греховное? Нет. Приносит ли это пользу для Церкви (миссионерство)? Да. Вопрос: кому вредит отец Иоанн? По сути, никому, кроме верующих с неправильным антиобщественным сознанием…

Одна из самых распространенных точек зрения среди православных состоит в том,  что мир культуры – в большей степени основан на грехе. Его не создавали елейные платочные прихожаночки и иже с ними, поэтому в нем что-то не так… Поэтому лучше к нему не обращаться. Да и зачем он нужен, если есть святые отцы? Достаточно их! Остальное – не к пользе! Ты благочестив, если с утра до вечера читаешь святых, а не поэзию Серебренного века или западных философов, потому что для спасения святые нужны, а философия – нет!..

Может быть, монаху и не важно читать Блока и Гиппиус. Монашество – это отдельный путь, когда все в жизни приносится в жертву ради молитвы. Но церковное большинство прихожан – это миряне, которые являются вполне нормальными людьми с нормальными современными негреховными интересами. И если мы хотим исполнить заповедь Христа о распространении веры, которую он дает перед Вознесением («Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам» (Мф.28:19,20), то не стоит запрещать нормальные человеческие радости как не совсем благочестивые. Не все в жизни должно быть сплошь и рядом посвящено духовному вопросу (хотя он и является самым главным). Жизнь состоит из массы вещей, в том числе и простых человеческих радостей и интересов…

У нецерковного человек (как и у современных прихожан) – масса не только духовных интересов, которые далеко не всегда греховны. Ничего плохого нет в том, если он хочет посмотреть вечером какое-нибудь кино по телевизору, почитать что-нибудь из светской литературы (может даже и не классической, а попсовой), пойти на концерт популярного исполнителя…  Не надо его осуждать за неблагочестие, если он празднует 8 марта или День святого Валентина…

Лет десять назад Андрей Кураев и ряд других богословов боролись за право мыслить в Церкви. Они говорили: «Мир – не черно-белый, мир сложный! Не все, что за порогом храма, – сатанизм. В мире есть много вещей от Бога, которые не носят ярлыка: «ортодоксально». Право мыслить было отстояно. Читать не только православную литературу, быть философом и думающим человеком – стало возможно для православного без ругани со стороны братьев по вере. Теперь же новая проблема – нужно отстоять право на образ жизни. Как в Церкви могут быть умные и читающие люди, так в ней могут быть люди и разных образов жизни… Если, скажем, отец Иоанн Охлобыстин не вписывается в рамки благочестия кого-то, то это не значит, что он не имеет права на существование. Дайте ему возможность быть! Он ведь не в грех скатывается!  Дайте возможность людям оставаться нормальными людьми, но при этом и быть православными. Дайте возможность им заниматься своими мирскими делами и освящать их своей верой…

В Церкви есть место для всех: и для актеров, и для рокеров, и для философов, и для ученых, – для всех. В ней есть место для простых человеческих радостей. Не все должно быть елейно-слащавым…

Церковь станет основой общества в том случае, если церковная общественность будет терпеть православных с разным образом жизни и кругом интересов (но единой духовностью!). Если в Церкви будет много актеров, музыкантов, политиков, ученых, философов и других, которые по-настоящему совместят свое православие и светскую профессию, то она станет поистине Вселенской. Синергетическое богословие – это православная мысль, согласно которой верующие совершенно разных профессий  и интересов будут светить Христом в своих кругах общения. Возможно, они вообще ничего не будут говорить о Боге в своем круге, но от них требуется быть по-настоящему хорошими христианами. Уже этим они должны показать, что Церковь может преобразить все негреховные стремления человека, что она может освятить его жизнь во всем… И для того, чтобы быть верующим, не нужно убивать в себе нормального социального человека и современные человеческие интересы и привязанности… Верующие публичные люди должны показать: в Церкви есть место для всех людей с их многообразными интересами и простой человеческой жизнью…

*

На этом закончу характеристику синергетического богословия. Будущее православной мысли зависит именно от интенсивности развития этого течения мысли…

[su_tooltip content=»Отмечу, что особая роль в формировании нового богословия принадлежит именно Андрею Кураеву.»][1][/su_tooltip]

[su_tooltip position=»north» content=»Отмечу, что особая роль в формировании нового богословия принадлежит именно Андрею Кураеву.»][1][/su_tooltip]

[su_tooltip position=»north» content=»Отмечу, что особая роль в формировании нового богословия принадлежит именно Андрею Кураеву.»][1][/su_tooltip]