Демократия — это плохо или хорошо? В наше время данный вопрос звучит не банально, а весьма актуальным и животрепещущим образом. Одни видят в ней источник всяческих благ и единственно верный и правильный путь развития для всего человечества, другие рисуют её как средоточие огромного зла и вселенских пороков, которые своими последствиями в конце концов приведут человечество к моральному разложению и окончательной гибели, а третьи, находясь где-то между первыми и вторыми, порождают сумятицу в людских головах и путаницу в подобных оценках.
Но так как любые стремления подойти к рассмотрению чего бы то ни было с выражениями ничем не обоснованного гнева или слепого восторга явно не способствуют созданию реальных картин всех происходящих процессов, то для всех тех, кто относит себя к разряду существ разумных, к рассмотрению данного вопроса лучше всего будет подойти очень сухо — безо всяких эмоций.
Если взглянуть на историю человечества, то демократические формы правления были присущи представителям многих первобытных племён, а также в отдельных случаях допускались в их обществах на ранних стадиях формирования своей государственности, но никак не более этого. (Кто-то может мне возразить и назвать в качестве примера демократию Древних Афин. Но всё дело в том, что данный пример является весьма некорректным. Афинская демократия была демократией для рабовладельцев, но никак не для их рабов. С таким же успехом можно назвать демократией и то общество достаточно далёкого будущего, описание которого представлено в материале «Мировое сообщество: современный этап и вероятные пути его развития на период до конца текущего столетия»). Говоря же о первобытных нравах тех племён, которые явились родоначальниками представителей нынешних поколений современных западноевропейских и североамериканских наций (больше всех остальных ратующих за обязательное установление демократических форм порядка по всему миру), то в своё время они именовались своими более цивилизованными современниками не иначе, как племена варваров и вандалов, которые, мягко говоря, не отличались склонностью к выражению демократических проявлений ни по отношению к себе подобным, ни, тем более, к кому бы то ни было постороннему и чужому.
Произведя элементарный анализ тех условий, в которых приходилось жить и хозяйствовать тем древним племенам и народам, которые в определённые периоды времени обнаруживали свою приверженность к демократическим формам правления, в качестве двух главных причин, всякий раз влиявших на подобный их выбор, можно назвать следующие: ощущение общей неуверенности перед враждебным окружающим миром и весьма однородный состав членов таких обществ. Как только подобные общества начинали терять свою однородность (по причине смешения между собой различных племён и народов) в них вольным или невольным образом начинало возникать деление на способных и неумелых, решительных и неуверенных, ловких и весьма ограниченных, или, иначе говоря, на «лучших» (склонных брать на себя бремя ответственности и готовых вести за собой всех остальных) и «худших» (способных лишь на то, чтобы плестись в хвосте за другими и без конца выражать всяческие сомнения). Те племёна и кланы, представителям которых теми или иными способами удавалось доказать остальным своё право быть «лучшими» среди всех них, вскоре превращались в касты правителей и расы господ, а тем, кто был не столь успешен, оказывалась уготованной участь их слуг и рабов. Если в подобным образом устроенных обществах и продолжали сохраняться остаточные элементы демократии, то исключительно внутри конкретных каст и слоёв — т.е. в отношениях между теми, кто по своему социальному статусу считался приблизительно равным друг другу. Любые случаи переносов и допущений возможности использования таких элементов в отношениях между представителями различных (неравноправных по отношению друг к другу) слоёв общества, по своей сути являлись ничем иным, как попытками осуществления подрывов существовавших государственных устоев и по этой причине всегда карались там самым жестоким и беспощадным образом.
Описанная схема организации древнего общества возникла не сама по себе или по чьей-либо субъективной воле (хотя может кому-то и хотелось бы представить всё именно таким образом) — на то были свои вполне объективные причины. Главными в ряду таких причин оказывались чувства регулярно испытываемого голода и жуткой зависти, которые возникали у представителей малочисленных и обделённых всеми племён при виде чужих стад скота или плодоносящих земных угодий. Будучи неприспособленными к коллективному ведению таких дел или откровенно не желая посвящать себя каким-либо кропотливым и упорным занятиям, они в то же самое время стремились к обретению возможности для насыщения своих желудков в любой устраивающий и подходящий момент. Всё это приводило к появлению племён, которые принимались промышлять воровством и разбоями. Для того чтобы надёжно защитить себя от воровства и разбоев, крупные и многочисленные племена оказывались вынужденными обзаводиться профессиональными воинами, которые сами не производили каких-либо материальных ценностей и продуктов, но которых нужно было кормить, поить и обеспечивать всем необходимым для выполнения их обязанностей — за счёт результатов трудовой деятельности других категорий населения. Иначе говоря, с этого самого времени человечество оказалось кровно заинтересованным в отыскании возможностей для увеличения производительности труда — чтобы те его представители, которые оказывались вовлечёнными в процесс непосредственного производства жизненно необходимых продуктов, могли создавать их в таких количествах, в которых это было необходимо для удовлетворения как своих собственных потребностей, так и потребностей групп воинов, занимавшихся обеспечением охраны их жизней и произведённых результатов мирного труда от любых посягательств извне.
Но охранная деятельность в повседневном своём выражении чаще всего представляла собой вялотекущий и скучный процесс, чисто внешне проявлявшийся как пребывание в состоянии вынужденного бездействия достаточно больших групп здоровых и сильных мужчин. Начиная ощущать на себе косые взгляды и прямые укоры со стороны других своих соплеменников, в средах наиболее многочисленных воинств принимались обсуждать эту тему между собой и приходить к выводу о необходимости показать всем остальным, что они вполне способны самостоятельно удовлетворять свои нужды и даже более того — приносить своим племенам определённую прибыль. Выражаясь более простым языком, с этого самого времени, идя от осторожного воровства и мимолётных разбоев, человечество начало осуществлять стремительный переход к практике осуществления отчуждений чужой собственности путём демонстративного использования своего оружия и грубой физической силы. Из-за того, что всем вскоре стало ясно, что занятие войной является очень прибыльным видом деятельности, наиболее усилившиеся в военном отношении племена и народы принимались отходить от более традиционных занятий (путём предания их забвению или передач в руки представителей племён своих слуг и помощников) и сосредотачиваться на более важных — оказывавшихся способными в одночасье обеспечивать всем им достаток, ради обретения которого другим племенам обычно приходилось идти шаг за шагом и растягивать этот процесс на очень многие годы.
Происходивший перевод процесса ведения войн из плоскости выяснения отношений в плоскость бизнеса, не мог обернуться чем-либо иным, как постоянным возрастанием конкуренции между наиболее активно участвовавшими в нём сторонами. Для того чтобы выстоять в такой схватке на протяжении длительных периодов времени, им приходилось постоянно наращивать военную мощь и совершенствовать методы государственного управления. Но любое увеличение количеств воинов и государственных чиновников не могло быть обеспечено без соответствующих увеличений общих количеств тех лиц, которые бы занимались процессом непосредственного производства различных ценностей и необходимых материальных продуктов и соглашались отдавать своим господам значительную часть всего ими созданного. Из-за того, что представители многих из завоёванных племён и народов вместо того, чтобы обеспечивать необходимый прирост, предпочитали работать кое-как и вести себя недобросовестным образом (в целях уклонения от насильственно возлагавшихся на них обязанностей), государствам их завоевателей не оставалось ничего иного, как превращать их в своих рабов — заставлять тех работать под постоянным присмотром и угрозой строгого наказания за каждую допущенную провинность.
Но грубое принуждение к труду при отсутствии заинтересованности в его результатах и без поощрения проявлений разумной инициативы не могло обеспечить высокой производительности. Пока вокруг имелся запас больших площадей невозделанных плодородных земель, а открывавшиеся залежи полезных ископаемых находились у земной поверхности, древние государства оказывались способными обеспечивать удовлетворение постоянно возраставших объёмов своих нужд и потребностей за счёт дальнейшего наращивания численности армий своих рабов. Но рано или поздно все свободные земные пространства, наиболее подходящие для занятия земледелием, оказывались занятыми, и властям многих древних государств не оставалось ничего иного, как направлять свои усилия на освоение разного рода неудобий и отдаленных участков. С другой стороны в результате осуществления разработок полезных ископаемых запасы их залежей у земной поверхности быстро иссякали — т.е. для продолжения их добычи требовалось всё больше и больше уходить вглубь земных недр. Выражаясь иным языком, получение одного и того же объёма готовой продукции во взаимоотличающихся условиях требовало приложения разного количества усилий. Рабский труд, будучи способным обеспечивать приемлемую производительность и быть достаточно высоко рентабельным в более простых и лёгких условиях, по мере их утяжеления и усложнения становился малопроизводительным и убыточным. Именно в этом моменте заключается главная причина прихода в упадок всех государств, широко использовавших труд своих рабов. А факт того, что неуклонное снижение производительности труда рабов власти таких государств стремились объяснять возрастанием лености со стороны первых (тем самым, обосновывая необходимость проявления к ним самого жёсткого и беспощадного обращения), оборачивался дальнейшим углублением нестабильности и приводил подобным образом устроенный древний мир к окончательной гибели. Именно на обломках одного из таких «миров» (в лице Древнеримской империи) и возник западноевропейский уклад жизни, современные представители которого считают высшей ценностью мира демократические порядки и склонны видеть в них панацею от всех социальных бед и несчастий.
Но сама Западная Европа стала демократической не вдруг и не сразу и вовсе не в результате неожиданно наступившего умственного просветления. Довершив разграбление обломков Древнеримской империи и более не видя перед собой богатых и незащищённых объектов, которые являлись вполне подходящими для продолжения осуществления на них регулярных нападок, многие представители различных западноевропейских племён и народов оказывались вынужденными оставлять своё разбойное ремесло и переходить к прокорму себя преимущественно мирным трудом. По причине того, что климат в большинстве частей Западной Европы был более суров, чем на её средиземноморских её побережьях, условия для ведения земледелия более затратными и сложными, а наиболее открытые и доступные залежи полезных ископаемых по большей части исчерпанными, то рабский труд в подобных условиях в принципе не мог быть рентабельным и приносить хоть какую-то прибыль. В силу наличия этих самых вполне объективных причин и вопреки возникавшим в раннесредневековый период устремлениям возродить рабовладельческий уклад жизни на европейской почве, подобные попытки не находили успеха и завершались полными провалами. Пытаясь создать общинам потенциальных рабов стимул для проявления хозяйственной смекалки и повышения производительности их труда, средневековые феодалы оказывались вынужденными выделять своим подопечным земельные наделы и предоставлять некоторую свободу действий. Иначе говоря, отбирать у них не всё, а определённую часть результатов их труда, а остальное оставлять для использования по своему усмотрению.
В силу наличия вполне объективных причин — в виде развала Древнеримской империи и довершения разграбления её остатков — все хозяйственные отношения между различными европейскими местностями на тот период оказались разорванными и нарушенными. Воцарявшийся вследствие этого патриархальный уклад, в условиях которого всё необходимое для повседневной жизни производилось на местах, объективно не вызывал потребности в укреплении государственной власти и объединении больших территорий под началом каких бы то ни было королей и властителей. Именно данным моментом характера развития средневековой Европы был обусловлен длительный период её феодальной раздробленности. Точнее говоря, Западная Европа того времени представляла собой всеми позабытую дыру и захолустную окраину цивилизованного мира. Большая часть её населения, недавно вышедшая из периода первобытной дикости, никогда не имела развитых ремесел и вся продукция, выходившая из под рук её примитивных ремесленников, поражала всех своей унылостью и однообразием. Вместе с тем в центре тогдашнего цивилизованного мира, находившемуся восточнее и южнее Европы, вовсю кипела жизнь, которая отличалась большим разнообразием своих ярких и искусно изготовленных товаров. Некоторая часть из производившихся там изделий периодически попадала в города на средиземноморском побережье Европы. Поражая средневековых европейцев совершенством своих форм и яркостью приданных им окрасок, восточные товары вызывали у подобных полудикарей жгучее желание заполучить их для себя во что бы то ни стало. Обнаруживавшийся значительный спрос на такие товары в сочетании с ограниченными объемами их поставок — по причине существования на торговых путях огромных опасностей, которые вызывались фактом отсутствия мощной централизованной власти и бесконечного творения произволов многочисленными местными феодалами — оборачивался установлением на изделия заморских мастеров очень высоких цен, которые с лихвой окупали все существовавшие риски.
Осознание данного факта дало начало новому всплеску в развитии торговых отношений между средиземноморскими городами Западной Европы и государствами Ближнего и Среднего Востока. Из-за того, на рынках таких городов в скором времени стало появляться очень много иноземных торговцев, то это с неизбежностью привело к возникновению конкуренции между подобными поставщиками восточных товаров. По причине того, что подобная конкуренция в большинстве случаев находила своё выражение в использовании нечистоплотных методов (в поощрении пиратства и случаев творений произвола со стороны феодалов в отношении тех или иных из своих конкурентов), некоторые из крупных торговцев начинали приходить к выводу о целесообразности осуществления переносов ряда производств по изготовлению своих товаров из затоваренной Азии на побережья современной Италии — поближе к фактически ничем незаполненным западноевропейским рынкам. Но так как в силу вполне понятных причин, подобный пример оказался весьма заразительным, то другие восточные торговцы (главным образом из числа представителей иудейских племён) в скором времени также начинали открывать свои производства на юге Европы и тем самым — ещё больше обострять конкуренцию.
Из-за того, что возникавшая конкуренция приводила к стремительному падению цен на группы товаров, продававшихся всем под видом привозных и заморских, то это оборачивалось неизбежным падением уровня прибыльности от осуществления таких операций и общих объёмов получавшихся доходов. Наиболее богатые из восточных торговцев, не горя желанием отягощать себя проблемами каждодневного решения всё большего и большего количества возникавших проблем и будучи весьма искушёнными в вопросах устранения своих конкурентов, предпочитали действовать наверняка. Исходя из таких соображений, они прямиком направлялись к наиболее влиятельным феодалам, контролировавшим крупные города и прилегавшие к ним окрестности, чтобы обратиться к последним с такими предложениями, от которых те просто не могли отказаться. Суть выражавшихся предложений обычно сводилась к следующему. Зная о том, что феодалы испытывают постоянный недостаток в средствах, такие торговцы принимались предлагать им огромные суммы, но не за просто так, а взамен на предоставление им, как кредиторам, долгосрочных прав на монопольное ведение торговли определёнными категориями товаров в пределах подконтрольных им городов и прилегающих к ним территорий. Таким образом, быстро сводя на нет все усилия своих конкурентов, подобные торговцы становились единственными законными продавцами всех видов товаров, которые производились под маркой иноземных, и могли с лихвой компенсировать все понесённые ими расходы путём многократного повышения существовавших до этого цен.
Другим ближневосточным торговцам в ситуациях подобного рода не оставалось ничего иного, как переносить свою торговую деятельность подальше от средиземноморских побережий Европы — перемещаться на территории, находившиеся в глубине европейского континента. Каждый из них, пытаясь опередить всех остальных и одновременно опасаясь вскоре быть вытесненным и оттуда кем-то более шустрым и ловким, прежде всего стремился завязать отношения с феодальными правителями тамошних мест. Входя к правителям в доверие, подобные торговцы всякий раз тут же принимались предлагать тем свои услуги — заявлять о своей готовности выступать в роли их кредиторов в обмен на ответное предоставление им прав на монопольное ведение торговли в пределах тех или иных территорий. Развитие ситуаций подобного рода в скором времени приводило к тому, что многие крупные феодалы оказывались окружёнными целыми сонмами восточных торговцев и их доверенных представителей, которые — из стремления преуспеть и опередить остальных конкурентов — принимались делать им предложения одно заманчивее другого. Но в этот самый момент перед лицом богатых восточных торговцев возник совершенно неожиданный конкурент в лице римской католической церкви.
Средневековая католическая церковь, после развала Древнеримской империи оставшись единственной полноценной носительницей человеческого опыта и многовековой мудрости на европейском континенте, в указанный период времени оказалась способной стать той главной силой, которая была способной обеспечить духовное сплочение разобщённых племён и народов слабой Европы и хоть как-то организовать их противостояние волнам военных и торговых экспансий, регулярно накатывавшимся на них со стороны Востока. Используя свои обширные влияния и старые связи, её иерархи принимались выдвигать среди широких масс людей лозунг о необходимости осуществления более разумного распределения тех огромных средств, которые с определённого момента времени начинали оказываться в руках многих влиятельных феодалов и зачастую расходоваться без всякого толка — ради удовлетворения их бессмысленных прихотей. Смысл подобных лозунгов сводился к мысли о необходимости передачи права на сбор средств со всех иноземных торговцев (за предоставление им возможности вести свою деятельность в тех или иных частях Европы) от королей и феодалов в руки кого-то более умудрённого и стремящегося использовать эти средства ради достижения общего блага — в целях ограждения европейских народов от чужеземных нашествий и всевозможных напастей. Поведя себя подобным образом, римская католическая церковь тут же начала находить широкий отклик подобным своим словам — обеспечивать себе поддержку как в широких массах простых людей (более всех остальных страдавших от нестабильности существовавших порядков), так и среди мелких феодалов (чувствовавших себя обделёнными и откровенно завидовавших возможностям феодалов более крупных). Революционным образом настроив широкие массы людей и регулярно призывая их под свои знамёна, римские иерархи принимались добиваться от окружающих королей и крупных феодалов того, чтобы те в добровольном порядке (точнее говоря, по-хорошему) передали часть своих прав католической церкви. В противных же случаях представители католической церкви принимались угрожать неуступчивым феодалам вспышками народного гнева (с поддержкой их действий ударными силами вооружённых колонн, собранных из числа мелких рыцарей и обученных ими людей) и наступлениями для их власти необратимых последствий. Именно благодаря следованию подобной практике, в последствии названой организацией крестовых походов против неверных и нежелающих становиться под знамёна католической церкви, последней удалось быстро распространить свои влияния почти по всем территориям Западной Европы и превратить христианство в одну из наиболее широко распространённых религий современного мира.
Согласно договорам, заключавшимся между римской католической церковью и европейскими королями, последние получали право сбора налогов со всего местного населения — с доходов, полученных от занятий всеми видами деятельности. В свою очередь римские иерархи помимо обязательного 10% налога в пользу своей церкви, собиравшегося со всех католиков, получали монопольное право на обложение всех иноверцев сверхвысокими налогами за предоставление тем возможности беспрепятственно вести свою торговую деятельность во всех местах обитания христиан. По сути дела превратившись в гигантского сверхмонополиста, средневековая католическая церковь подошла к начатому ей делу весьма творческим и изобретательным образом. В целях создания возможности для осуществления с иноверцев сборов максимально возможных сумм, её иерархи принялись разбивать предоставлявшиеся ей разрешения по узким секторам торгово-предпринимательской деятельности, определять временные сроки и территориальные границы их действия в пределах конкретных регионов. Разделив всё это на великое множество отдельных лотов, представители католической церкви принимались выставлять их на ежегодные аукционные торги.
Всякий раз демонстрируя выражение нарочитой объективности и упирая на подчёркивание того факта, что их церковь стоит над схваткой (т.е. будет отдавать предлагаемые ею лоты, не делая каких-либо различий и скидок), римские иерархи в ответ на любые, поступавшие к ним, закулисные предложения договориться обо всём полюбовно принимались категорически заявлять о том, что они неподкупны и будут отдавать своё предпочтение только тем сторонам, которые в ходе честных торгов предложат за тот или иной интересующий их лот наибольшую сумму. Поведя себя на подобный манер, католическая церковь легко добилась того, что число желающих поучаствовать в подобных торгах начинало расти год от года и увеличиваться самым стремительным образом. А чем больше желающих и азарта начинало возникать вокруг каждого из выставлявшихся лотов, тем стремительнее взлетала цена их предложения. Говоря иным языком, приобретя тот или иной лот на право ведения монопольной торговли конкретным товаром, каждый конкретный торговец знал о том, что цена получения или продления этого права на следующий год окажется ещё большей, чем на текущий момент времени.
Для того чтобы не утратить уже достигнутых позиций и ежегодно увеличивать размеры получаемой прибыли, каждый из ближневосточных торговцев в таких условиях оказывался вынужденным начинать мыслить комбинаторным образом — продумывать свои действия на много ходов вперёд и работать на перспективу. Суть таких комбинаций заключалась в следующем. Каждый из крупных торговцев всю ту сумму, которую он мог позволить себе израсходовать на покупку лотов в виде получения прав на монопольное ведение торгово-предпринимательской деятельности, принимался делить на две части. Одну часть он расходовал на приобретение и продление наиболее дорогостоящих прав на монополию в экономически развитых средиземноморских частях Европы, в которых уже имелся сложившийся рынок с чёткими представлениями о том какой товар чего стоит. Но при минимуме всех существовавших рисков и гарантированной возможности получения прибыли, уровень последней там не мог быть очень высоким. В силу этой самой причины иудейские торговцы оказывались вынужденными вкладывать другую часть своих средств на приобретение ряда монопольных прав на свою деятельность в глубинных частях Европы, население которых являлось более доверчивым и менее искушённым в плане всего того, что имело отношение к иноземным товарам. Риск ведения торговой деятельности в непредсказуемых и диких глубинах тогдашней Европы оказывался гораздо более высоким, чем на средиземноморских её побережьях, но за то и уровень прибыли, который мог быть обеспеченным в случае благоприятного складывания всех обстоятельств, не редко оказывался гораздо более значительным и многократно превосходящим всё то, что можно было получить, идя первым путём. Конечный же итог подобного развития событий оказывался таковым. В условиях средневековой Западной Европы достижение сколько-нибудь серьёзных успехов и процветания в сфере торгово-предпринимательской деятельности оказывалось невозможным без поощрения постоянного риска. Иначе говоря, риск в торговле и связанных с ней сферах деятельности в случае с Европой превратился в повседневную норму жизни или вполне обыденное явление, на которое переставали обращать внимание, а стремление к получению ничем неограниченной прибыли становилось для многих выше всяческих страхов.
Богатым ближневосточным торговцам, развернувшимся на европейском континенте и оказавшимися у истоков возникновения подобного мировоззрения, помимо допущения в свою деятельность множества осознанных рисков, чтобы успевать везде и повсюду (и на средиземноморских побережьях Европы и во временно предоставлявшихся в их распоряжение глубинных её территориях, которые нередко оказывались разнесёнными друг от друга на значительные расстояния) приходилось разрываться на части. Но так как в буквальном смысле сделать этого не представлялось возможным, то они принимались создавать свои корпорации — путём вовлечения в свою деятельность доверенных лиц из числа своих родственников и соплеменников. Подобные корпорации представляли собой объединения основных (или материнских) структур с отпочковывавшимися от них дочерними. Такие дочерние структуры (во главе с доверенным представителем) формировавшиеся по мере надобности и обладавшие значительной степенью автономности (или, иначе говоря, свободы действий в плане достижения чего-то заранее им указанного), направлялись со своими экспедициями в конкретные территории и приступали к налаживанию характерной для себя торгово-предпринимательской деятельности в указанных им региональных границах.
Подолгу находясь в отрыве от своих материнских структур и оказываясь вынужденными вести свою деятельность в местностях, общей отличительной особенностью которых была слабость существовавшей там власти, разбросанные филиалы заморских торговых корпораций вольным или невольным образом оказывались вынужденными как-то применяться и приспосабливаться к окружавшим их реалиям. Суть наиболее простых из таких применений заключалась в том, что сталкиваясь с нападками со стороны разбойников, притеснениями со стороны феодалов и противодействиями со стороны представителей корпораций своих конкурентов, партии иноземных торговцев принимались рядиться в одежды жителей тех или иных мест и копировании их наиболее выразительных жестов — с тем, чтобы хоть как-то слиться с окружающей обстановкой и не привлекать к себе пристального внимания всех для себя посторонних. Но в большинстве случаев применение описанных мер оказывалось явно недостаточными. По той причине, что территории и местности, которые признавались перспективными с точки зрения возможности развития в них торговой деятельности, становились центрами притяжения внимания сразу нескольких конкурировавших корпораций, представители менее успешных из них принимались вести себя ещё более хитрым образом. Пытаясь обмануть сразу всех — и представителей католической церкви, и корпорации более успешных конкурентов (законно приобретших права на осуществление предпринимательской деятельности в пределах тех или иных регионов), и местных феодалов — сообщества наиболее хитроумных иноземных торговцев принимались активно изучать местные языки, традиции и быт окружающих коренных жителей, налаживать и укреплять личные связи с окрестными феодалами, должностными лицами и авторитетными людьми — вплоть до отдачи им в жены своих дочерей и установления таким образом близкого родства с их влиятельными семействами.
Установив с представителями местной власти вполне доверительные отношения, представители корпораций не очень успешных иноземных торговцев принимались идти дальше — обращаться к первым с очень заманчивыми предложениями. Суть таких предложений заключалась в достижении негласных договорённостей на предмет организации на взаимовыгодных условиях подпольных производств и теневой торговли наиболее ходовыми видами своих товаров. Не скрывая факта чёткого осознания того, что в принципе за такие действия можно жестоко поплатиться, иноземцы принимались успокаивать уговаривавшихся феодалов или иных представителей местной власти словами о том, что смогут легко устроить всё так, что об этом никогда и ничего не станет известно представителям контролировавшей их католической церкви. На вопросы о том, а каким именно образом они сумеют обеспечить подобным своим действиям столь надёжное прикрытие, чужеземные представители заявляли о том, что выглядеть всё будет достаточно легко и просто. Под видом переселенцев из других мест они разместят в таких краях поселения своих мастеров, которые станут изготовлять особую продукцию. Главная отличительная особенность подобным образом изготовлявшихся изделий заключалась в том, что, создавая её по более развитым восточным технологиям, мастера украшали их такими орнаментами и деталями, которые имели определённое сходство с характерами изображений на несовершенных изделиях местных ремесленников. Иначе говоря, при желании такую продукцию можно было представить под видом усовершенствованных изделий местных мастеров, успевших поднатореть в плане усвоения всего иноземного. А раз так, то у заинтересованных лиц появлялись формальные основания для того, чтобы облагать их производства не сверхвысоким (целиком и полностью взимавшимся в пользу католической церкви), а обычным (или местным) налогом.
Благодаря следованию столь хитроумно продуманной практике корпорациям одних ближневосточных торговцев и их кровосмешённых потомков удавалось обеспечивать многократное повышение прибыли от осуществления своих сделок и ослаблять усилия корпораций многих из своих конкурентов. Корпорации тех иноземцев, которые являлись законными приобретателями прав на монопольное ведение торговой деятельности в пределах тех или иных территорий, оказывались в явном проигрыше от развития нелегальной деятельности со стороны местных представителей корпораций своих конкурентов. Оказываясь весьма недовольными характером складывавшегося положения, они при всяком удобном случае брались указывать иерархам католической церкви на случаи возникавших непорядков и всячески подчёркивать тот факт, что в пределах установленных сфер господства их веры встречается немало людей, которые уклоняются от осуществления уплат всех положенных налогов и сборов. В то же самое время чётко осознавая тот факт, что они сами в любой момент могут лишиться своих монопольных прав на ведение торговой деятельности в тех или иных регионах (в результате их перекупки кем-то ещё более состоятельным) и оказаться вынужденными перейти на нелегальное положение, представители успешных корпораций — из опасения самим пострадать от подобных происков со стороны своих конкурентов когда-либо в будущем — принимались вести себя очень осторожным и хорошо обдуманным образом. Прежде всего это выражалось в том, что указывая римским иерархам на факты обнаруженных непорядков, представители заинтересованных иудейских корпораций ( не имея резона в открытую сдавать своих конкурентов и желая слыть порядочными представителями своей среды) никогда не называли конкретных имён виновников происходящего. Наоборот они всякий раз принимались утверждать о том, что нелегальной деятельностью занимаются некие тайно существующие и малоизвестные им общины недоброжелателей католической церкви и весьма приблизительным образом указывать на районы их размещения и текущей деятельности.
В свою очередь для высших представителей католической веры подобная информация оказывалась вполне достаточной. Имея в своём распоряжении целые сообщества (или ордена) специально организованных бродячих и нищенствующих монахов, они принимались направлять большие количества представителей таковых в приблизительно указанные им районы Европы и с их помощью выявлять общины и имена всех лиц незаконно занимавшихся торговой деятельностью или уклонявшихся от уплаты всех положенных налогов и сборов в пользу церкви. По причине того, что организация постоянного и всеобъемлющего контроля за текущей хозяйственной деятельностью жителей сразу всех территорий и городов Западной Европы оказывалась делом очень накладным и упиравшимся в недостаток хорошо подготовленных агентурных и контролирующих кадров, иерархи католической веры предпочитали действовать по более простой схеме. Определившись с общинами тех лиц, которые являлись виновным в организации нелегальных промыслов и незаконном ведении торговой деятельности, они принимались организовывать в отношении первых массовые резни и погромы — в целях истребления подобных мошенников и внушения окружающим людям мысли о том, что в случаях следования таким примерам их может ожидать точно такая же участь. Однако осуществление подобной практики оказывалось способным обеспечивать для католической церкви лишь только временные успехи. Заинтересованные короли и крупные феодалы ряда окраинных государств Западной Европы, быстро ориентируясь по обстановке, брались предоставлять для уцелевших общин мастеровых людей и торговцев иудейского и кровосмешенного происхождения убежища в малонаселённых и труднодоступных местах своих владений. В результате всё быстро возвращалось к прежнему положению и незаконная производственно-торговая деятельность начинала осуществляться с ещё большим размахом.
Оказанием негласной поддержки противозаконной деятельности иноверческих общин товаропроизводителей и торговцев многие европейские короли и крупные феодалы обеспечивали для себя притоки дополнительных средств — как в виде увеличения общих сумм официально собранных местных налогов, так и в виде взяток за потворствование нелегальной деятельности чужаков. Подобным образом полученные средства затем использовались в целях осуществления закупок оружия и привлечения на свою сторону мелких рыцарей и иных не вполне уверенно себя чувствовавших феодалов. Финалом осуществления таких действий обычно становились междоусобные войны, которые начинали вспыхивать между противостоящими союзами заинтересованных феодалов и вестись ради захватов территорий своих соседей — в целях увеличения базы для сбора налогов и неофициальных поборов за факты предоставления крыш полулегальным производственно-коммерческим структурам. В конечном итоге всё чаще и чаще дело начинало завершаться тем, что наиболее усилившиеся и осмелевшие из европейских королей принимались открыто вступать в спор с католической церковью на предмет того, кому должно принадлежать исключительное право на обложение сверхвысокими налогами деятельности всех чужеземцев и их потомков в пределах тех или иных территорий.
Иерархи средневековой католической церкви, приходившие к выводу о том, что корень всего зла заключён не столько в самих иноверцах, сколько в покровительствующим им королям, начинали переносить акценты и несколько видоизменять тактику своих действий. Прежде всего это выражалось в том, что они при обнаружении сильно тревоживших их моментов принимались собирать огромные массы простых людей и мелких рыцарей и организовывать крестовые походы против фактических отступников от своей веры в лице сильно усиливавшихся феодалов и идти против них войнами. Всякий раз, разгромив отступников, крестоносцы обычно тут же принимались выявлять тайные поселения коварно ведших себя инородцев и предавать их судам и казням — за соблазнение всех христиан и подталкивание их к осуществлению греховных поступков, главный из которых заключался в возбуждении у них откровенного нежелания финансово поддерживать свою веру в требовавшейся от них мере. Кровосмешенным потомкам чужаков, продолжавшим хранить веру своих ближневосточных отцов, в ситуациях подобного рода не оставалось ничего иного, как в паническом страхе срываться с уже насиженных мест и бежать ещё дальше — вглубь Европы и к атлантическому её побережью. Обживаясь в новых местах и обзаводясь полезными связями, общины беглецов, которые становились внешне похожими на европейцев, брались продолжать свою прежнюю практику и тем самым вносить неизбежный раскол в ряды сторонников католической веры. Со своей стороны очередь короли окраинных государств Европы, которые соглашались тайно принимать общины подобных переселенцев, прекрасно осознавали тот факт, что играют с огнём. Изо всех сил стремясь нарастить свои силы до такой степени, чтобы оказаться вполне способными открыто противостоять экспансионистским устремлениям католической церкви, они принимались требовать от чужаков увеличения размеров всяческих подношений и обязательных взносов. Общины иноверцев, также будучи кровно заинтересованными в ослаблении влияний католической церкви, заявляли о том, что в принципе способны оказывать европейским королям дополнительную помощь, но при условии установления внутри таких государств новых торговых правил. Суть новых правил заключалась во введении крупными феодалами своей монополии на торговлю целым рядом товаров повседневного спроса (типа соли, сыра, вина и льняных тканей), которые являлись традиционными, но при соответствующей постановке дела оказывались вполне способными обеспечивать получение гораздо более значительной прибыли, чем прежде.
Иначе говоря, в скором времени в целом ряде государств Европы их заинтересованными короли и крупные феодалы — за особую плату — принимались передавать права на монопольное ведение торговли наиболее ходовыми видами местных товаров в руки общин прибывших к ним иноверцев, которые, пользуясь предоставленной им поддержкой и попустительством со стороны первых, тут же принимались вести себя как хозяева окружающей жизни — диктовать местному люду свои правила. Подобные нововведения оборачивались для широких масс коренного населения с одной стороны значительным удорожанием жизни, а с другой фактическим лишением их права на занятие традиционными видами деятельности, за счёт которых им удавалось обеспечивали удовлетворение своих основных жизненных потребностей. По вполне понятным причинам такая практика очень скоро начинала оборачиваться ответными всплесками общественных негодований и народными восстаниями против существовавших властей. Но так как у королей и крупных феодалов всегда имелась возможность скрыться в неприступных замках и легко пережить возникавшие моменты наивысшего накала страстей, то подобные действия со стороны широких масс населения чаще всего переводились в русло устроения бесконечных гонений на любых чужаков и иноверцев. Обычно всё это происходило стихийно и безотлагательно — безо всяких попыток осуществления учётов фактов того, являлись ли чужаки в те или иные места с какими-либо коварными умыслами и тайными целями или наоборот приходили с добрыми мыслями и совершенно бесхитростными намерениями. Более того, со временем такие явления всё чаще и чаще начинали перетекать в плоскость сознательного попустительства и откровенного потакания со стороны представителей власти, которые таким образом пытались загладить свою вину и сделать из чужаков козлов отпущения — представить всё дело так, как будто они посмели самочинно посягнуть на исконные права коренного населения и являются единственными виновниками происходящего.
Но так как королевским властям оказывалось совершенно не резон навсегда изгонять от себя тех, кто был способен приносить им золотые яйца, то они — под видом проявления стремления обеспечить общинам пришлых иноверцев надлежащую безопасность — усилиями своих полицейских структур и подразделений регулярных войск принимались загонять чужаков в закрытые зоны и гетто, в которых было легче всего контролировать ход всех видов их деятельности и отбирать все обнаруживавшиеся у них излишки в виде тайных схронов официально никем неучтённых ценностей и запасов неоприходованных товаров. Оказываясь принудительно собранными все вместе и сплочёнными общей бедой, представители большого количества различных иудейских общин, которые до той поры без конца конфликтовали между собой, начинали приходить к мысли о том, что для того, чтобы выжить и сохраниться во враждебно настроенном окружающем мире, им необходимо объединить свои усилия — в целях создания на территории Европы своего собственного государства, которое бы самым безоговорочным образом стало защищать их интересы и никому не давать их в обиду. Именно этот самый момент явился исходным пунктом начала формирования современной еврейской нации, которая до того времени представляла собой истерично-суматошный набор мафиозных кланов представителей различных иудейских племён, жестко конкурировавших между собой в ходе постоянной борьбы за рынки сбыта товарной продукции и на этой почве тайно ненавидевших друг друга.
Большими и малыми группами либо сбегая из зон своей концентрации, либо являясь из других мест, общины потомков современных евреев принялись поселяться на заболоченных низинах современных Бельгии и Нидерландов, которые отличались своей запущенностью и безлюдностью — по причине неудобства для жизни и занятий хозяйственной деятельностью. С точки зрения новоявленных поселенцев главное преимущество таких мест заключалось в факте их относительной изолированности и труднодоступности со стороны окружающих территорий — по причине существования множества естественных преград в виде болот и водных протоков. Но в то же самое время, это преимущество создавало собой огромный комплекс проблем для самих поселенцев, решить которые не представлялось возможным по причине относительной немногочисленности их общин. В целях быстрого восполнения подобной нехватки новоявленные переселенцы принимались рассылать во все стороны своих агентов, которым поручалось обеспечить приток рабочих рук за счёт привлечения в свои края любых лиц, недовольных своей жизнью — путём выражения своих заявлений о возможности предоставления всем ими надёжных укрытий от разорительных налогов и обретения вечного права свободно трудиться на благо себе и близким им людям.
Такой приток обеспечивался за счёт использования различных источников людских ресурсов. Часть новых партий переселенцев представляла собой общины представителей иудейских племён, которые, не выдерживая конкуренции в рамках своих корпораций, впадали в отчаяние и были готовыми прислушаться к словам любого из тех, кто мог выступить в качестве их спасителя. Другая их часть представала в виде былых остатков тех корпораций иноземных пришельцев, которые некогда распались по причине собственной слабости или под ударами внешних воздействий (типа затяжных войн, эпидемий заразных болезней, регулярных преследований наиболее непримиримых сторонников католической веры). Их потомки нередко во многом усваивали образ жизни коренных жителей и смешивались с их местными средами как в смысле обретения внешнего сходства, так и в плане обретения сходных религиозно-нравственных взглядов. Но при всей своей очевидности происходивших процессов такое смешение чаще всего оказывалось весьма условным и чисто поверхностным. С одной стороны, испытывая на себе озлоблённо-пренебрежительные взгляды со стороны твёрдых сторонников соблюдения всех иудейских традиций, с другой оставаясь не до конца понятными для коренных жителей, полукровные инородцы и перебежчики из иудейской веры там и там ощущали себя чужаками. Нигде не находя для себе места и пытаясь свести в единое целое традиционные идеи католичества и иудаизма, они приходили к созданию протестантской веры и принимались объединять вокруг себя любых случайных людей, которые — в силу стечения различных неблагоприятных обстоятельств — теряли жизненные ориентиры и не знали как им быть дальше. В свою очередь наименее успешная на тот момент часть потомков современных евреев, попав в весьма затруднительное положение и испытывая острую потребность в привлечении дополнительных людских ресурсов, оказалась вынужденной оставить свою прежнюю щепетильность в плане определения принадлежности ко всему иудейскому. Результатом осуществления таких перемен оказалось выражение ими готовности принимать к себе любых людей, которые имели в себе хоть какую-либо частицу еврейской крови. Кроме этого, иудейскими сообществами, начинавшими вставать на путь идейного обновления своих традиционных взглядов, признавалось целесообразным и правомерным всяческое поощрение процесса реформирования католической веры в протестантскую — в целях наращивания армии своих потенциальных сторонников в глубоких тылах одного из своих главных врагов и отвлечения его сил на нечто достаточно многочисленное и широко рассредоточенное по различным пространствам.
Благодаря предприятию столь широкомасштабных усилий, целому ряду средневековых объединений европейских евреев и значительному числу их протестантских последователей в конце концов удалось создать своё государство в лице буржуазной Голландии. Осушив большие участки земли на прибрежных низинах и наладив на подобных островках суши свои производства, они принимались налаживать контрабандные поставки своих более дешёвых товаров по всему атлантическому побережью Европы и даже доставлять их на Американский континент. Само собой разумеется, что подобный размах торгово-производственной деятельности не мог остаться незамеченным со стороны католической церкви и главного проводника её идеи в лице всемогущей (на тот момент) Испании. Стремясь прекратить подобное «безобразие» и наложить на его неуёмных творцов своё налоговое бремя, Испания, как наиболее дееспособный выразитель интересов католической веры, принялась осуществлять морские блокады голландских побережий и предпринимать регулярные попытки по завоеванию самовольно занятых территорий со стороны суши. Прекрасно осознавая тот факт, что без создания собственного военно-морского флота и подразделений регулярной армии, населению тогдашней иудейско-протестантской Голландии врядли удастся отстоять самостоятельность и независимость всех своих территорий, подавляющая часть её населения тем не менее категорически не желала практического осуществлений чего-либо подобного. Главная причина этого заключалась в том, что создание собственной регулярной армии и военно-морского флота требовало осуществления огромных вложений государственных средств — т.е. существенного повышения размеров налогов, взимавшихся со всех граждан.
Понимая, что реализация подобных шагов с неминуемостью обернутся существенным удорожанием и существенным падением спроса на все группы предлагаемых ими товаров или, иначе говоря, фактическим возвратом к неэффективной экономике, потомки современных голландцев предпочитали оставлять вопрос принципиального решения возникавших военных проблем на потом и продолжать заниматься более привычным для себя делом, связанным с получением текущей коммерческой выгоды. В ситуациях же, когда совсем некуда было деваться, они предпочитали либо откупаться, либо действовать против захватчиков партизанскими методами. Но аппетиты захватчиков росли год от года и день ото дня, а военизированные формирования местных партизан и временно созывавшихся ополченцев далеко не всегда оказывались способными противостоять профессионально подготовленным и хорошо вооружённым войскам регулярной испанской армии. Всё это приводило к тому, что значительная часть первых поколений голландцев, уставая жить в обстановке постоянного напряжения и полной неопределённости своего дальнейшего будущего, бралась перебраться через бурный Ла-Манш и расселяться вдоль побережий в безлюдных частях современной Великобритании.
Сама же Британия на тот момент времени давно уже находилась в состоянии некоторой раздвоенности. Испытывая на себе постоянные давления и угрозы, исходившие со стороны иерархов могущественной католической церкви и её наиболее активных союзников (в первую очередь в лице Франции и Испании), значительная часть представителей английского дворянства склонялась к мнению о целесообразности духовного подчинения более сильной вере и таким образом спасения от многих из реально угрожавших им опасностей. Другая же его часть наоборот была уверена в том, что католическая церковь и её наиболее верные союзники по большей части блефуют и врядли пойдут на осуществление практических шагов по завоеванию Британского королевства. Такая их уверенность строилась на постоянном подчёркивании того факта, что Англия является островом или, иначе говоря, частью суши, изолированной от основной части европейского континента. А так как организация высадок крупных воинских сил со стороны моря является очень сложным делом, требующим на свою подготовку затрат огромного количества средств и длительных периодов времени, то вместо того, чтобы отказаться от своих исключительных прав и безучастно отдаться католической церкви, они наоборот предлагали сделать ставку на продолжение сохранения полного суверенитета своего государства и укрепления его сил до такой степени, чтобы оно оказалось способным противостоять самым мощным вторжениям.
Постепенное увеличение числа прибывавших в Англию иудеев и их протестантских последователей, оборачивалось ростом их ремесленных производств и торговли, а значит и увеличением налогооблагаемой базы данного королевства. Всё это как раз и способствовало дальнейшему укреплению позиций той части английского дворянства, которое выступало за отказ от признания в своём королевстве верховенства власти католической церковью. В свою очередь авторитетные представители иудейских и протестантских общин, быстро вникнув в суть существовавших политических раскладов и наладив контакты с рядом влиятельных представителей британского общества, принимались выражать свою готовность оказать Англии прямое содействие в деле укрепления её позиций и представлять по этому поводу свои соображения. Суть таких соображений заключалась в следующем. Если британская корона возьмёт на себя обязательство не переходить под влияние католической церкви и не станет облагать их общины сверхвысокими налогами, то они со своей стороны будут готовы взяться за организацию притока в Англию больших количеств экономически активного населения. Более того, делегированные представители иудейских и протестантских общин предложили британской короне организовать ряд крупных паевых компаний для ведения торговли с колониями на Американском континенте, в которых бы наравне друг с другом могли участвовать и частный и государственный капиталы. Благодаря использованию подобных организационных раскладов они обещали ей обеспечить быструю окупаемость всех вложений и получение таких объёмов прибыли, которые не снились самой католической церкви (в лице её римских иерархов).
Принципиальная схема деятельности таких компаний предполагала следующее распределение ролей. Согласно представленным выкладкам, совокупности всех частных сторон принимали на себя обязательства по обеспечению регулярной выработки определённых объёмов товарной продукции, отправлению их за океан на построенных за их счёт торговых судах и грамотной реализации на тамошних рынках. Государственная же сторона брала на себя расходы по организации отправки вместе торговыми судами кораблей военного флота с размещёнными на них войсками, которые бы оберегали торговцев от любых проявлений насилия со стороны кого бы то ни было — как на протяжении пути следования туда и обратно, так и во всех местах ведения торговли за океаном. В свою очередь весь доход, получавшийся от осуществления таких операций, должен был распределяться между всеми пайщиками — пропорционально сделанным взносам в организацию общего дела. В свою очередь основа успеха деятельности подобных (частно-государственных) паевых компаний заключалась в начале широкого использования ими особых подходов в отношении обитателей заокеанских колоний. Если господствовавшая на тот момент Испания занималась банальным ограблением таких колоний (путём использования дармовой рабочей силы в виде принудительно мобилизованных представителей местного населения и чернокожих рабов, насильственно завезённых из Африки), то английские торговые компании делали ставку на выражение туземцам и переселенцам предложений отдавать всё ими найденное и добытое не за просто так, а за предлагавшиеся в обмен товары. Приставая к слабозаселённым частям морских побережий чужих колоний и действуя под защитой своих военных кораблей, высаживавшиеся торговцы принимались выставлять свои товары и заманивать к себе обитателей близлежащих и дальних окрестностей. По причине нежелания, обнаруживавшегося со королевских властей Испании, открывать доступ в территориальные пределы своих колоний для кого бы то ни было для себя нежелательного и постороннего любые товары, которые тайком доставлялись туда представителями английских торговых компаний, начинали пользоваться там значительным спросом и реализовываться остатка.
Начав вести активную торговлю с заокеанскими колониями, представители английских торговых компаний приходили к открытию для себя одного очень любопытного факта. По причине долговременного существования неудовлетворённости покупательского спроса на колониальных рынках тамошние обитатели в случаях исчерпания товарных запасов оказывались готовыми приобретать нарасхват любые предметы и вещи, уже бывшие в чьём-либо употреблении и утратившие надлежащий товарный вид. Быстро сориентировавшись по обстановке, многие из представителей торговых компаний по возвращении назад принимались буквально за гроши скупать изделия, не пользовавшиеся спросом или вещи, уже бывшие в чьём-либо употреблении и продавать их с огромным наваром где-либо за морями и океанами. То залежалое барахло и откровенный хлам, который по-хорошему следовало давно уже выбросить на свалку или отправить в утиль, в создавшихся условиях оказывалось возможным реализовывать с огромной прибылью, которой невозможно было обеспечить на внутреннем рынке от продажи полноценных и вполне доброкачественных товаров.
Осознавая тот факт, что торговля со слаборазвитыми колониями, делает возможным обеспечение сбыта любых товаров и в любых количествах (безо всякой боязни, что они не найдут себе спроса по причине своей недоброкачественности или отсутствия надлежащего товарного вида), иудейские основатели английских торговых компаний предлагали тесно сотрудничавшим с ними представителям нового английского дворянства не останавливаться на достигнутом и идти дальше. Суть таких предложений заключалась в выдаче им разрешений на создание крупных промышленных мануфактур и в одновременном издании специальных законодательных актов. Подобные акты предполагали собой возможность принудительного привлечения к труду всех бродяг и нищих, которые начали появляться в Англии в огромных количествах по причине изгнания их феодалами со своих земель — в целях более выгодного использования своих угодий для разведения овец и выращивания льна и последующей продажи ежегодно получаемого сырья заинтересованным производителям различных видов товаров. По причине того, что регулярно отлавливавшиеся бродяги и нищие являлись неквалифицированной рабочей силой, их принимались обучать выполнению отдельных узких операций и заставлять работать чуть ли не круглые сутки (оставлять им столько свободное время, чтобы его едва хватало на сон и принятие пищи). Всё это способствовало созданию крупных промышленных мануфактур с большом числом работников и использованию на них поточных методов изготовления ширпотреба, который создавался не в целях реализации на насыщенном внутреннем рынке, а предназначался для осуществления продаж малоразборчивым колонистам или нетребовательным представителям отсталых племён и народов.
Однако резкое увеличение объёмов выпуска товарной продукции в скором времени обернулось для нарождавшейся мануфактурной промышленности Англии неожиданным приходом к выводу о недостаточности для неё тех объёмов сырья, которые могли быть выращенными или полученными во всех территориях этого королевства. Осознав факт того, что в подобных условиях обеспечение дальнейшего роста объёмов выпуска колониальных товаров становится невозможным, иудейские промышленники и наиболее деятельные круги британского дворянства очень быстро пришли к выводу о необходимости осуществления перехода от простой торговли с чужими колониями к созданию там — на свободных и никем не занятых землях — колоний своего государства, в которых можно было наладить выращивание и добычу всех недостающих объёмов сырья. Убедив в этом представителей королевской власти, они добились того, что последняя принялась предлагать всем обделённым отпрыскам дворянских родов Британии получить во владение земли в Северной Америке и перебраться туда на постоянное жительство — в целях налаживания и поставления там на поток процесса выращивания скота и хлопка. А так как великое множество недовольных появлялось не только среди дворян, но и среди других слоёв населения, то их также (добровольным или насильственным образом) принимались отправлять за океан в целях использования в качестве работников или вольных стрелков и охотников за всякими кладезями и запасами природных ресурсов в тех тамошних землях, которые оказывались малопригодными для занятия земледелием и скотоводством.
Но, оказавшись в североамериканских колониях, новоявленные сельскохозяйственные работники, стрелки и охотники сплошь и рядом начинали сталкиваться с возмутительными фактами того, что в обмен на выращенное или добытое ими сырьё и пушнину им принимались предлагать неаккуратно изготовленные и недоброкачественные изделия британских мануфактур. Уставая от осуществлений бесконечных ремонтов и сбиваясь с ног в поисках хоть сколько-нибудь доброкачественных и не очень дорогих изделий в условиях их повсеместного отсутствия, некоторые из переселенцев приходили к выводу о том, что усилиями своих семей и родственников, они окажутся вполне способными наладить самостоятельное производство подобных изделий и найти им гарантированный сбыт. Рассматривая в качестве образцов дорогие высококачественные изделия ручной работы, поставлявшиеся туда из Европы по заказам своих крупных землевладельцев из числа дворянских отпрысков, самодеятельные мастера принимались создавать упрощённые варианты чего-либо подобного и изготавливать их небольшими партиями. Подобный товар, отличавшийся достаточно неплохим качеством и презентабельным видом и в то же самое время предлагавшийся всем пусть и по чуть более высоким, но вполне приемлемым ценам, сразу же пришёлся по вкусу ( т. е. оказался отвечающим запросам) широких масс простонародных переселенцев и обитателей североамериканских колоний. В результате этого многие из них начали быстро приходить к чёткому осознанию того факта, что всякий раз им выгоднее и разумнее покупать одну пусть и достаточно дорогую, но вполне доброкачественную вещь, чем множество дешёвых, но отличающихся недолговечностью и отвратительностью своего внешнего вида.
Начиная с малого, многие изготовители качественного ширпотреба начинали быстро расширять свои производства. Помимо территорий своих колоний они принимались налаживать поставки подобных своих товаров в американские колонии других европейских государств и превращаться в прямых конкурентов британских мануфактур. Иудейские основатели таких мануфактур и их лоббисты из числа представителей английского нового дворянства, столкнувшись с учащением фактов чего-либо подобного, тут же узрели в них источник угроз своему могуществу. Стремясь не допустить развития столь нежелательных процессов, они приложили необходимые усилия для того, чтобы добиться от британской короны введения строжайших законодательных запретов на изготовление готовой продукции в пределах территорий североамериканских колоний и установления государственной монополии на ввоз туда любых колониальных товаров. Окончательно утвердив себя в качестве флагманов британского государственного капитализма, ряд крупных торговых компаний заполучал исключительные права поставщиков колониальных товаров, а деятельность всех прочих ставилась там вне закона.
В результате принятых мер молодой бизнес североамериканских колоний был поставлен на грань уничтожения, а его представители единым росчерком пера оказались отнесёнными к разряду закоренелых злодеев и завзятых преступников. Пойдя на подобные шаги, непосредственно направленные против сравнительно небольшой части населения своих колоний, британская корона совершенно неожиданным для себя образом столкнулась с фактами нарастания массовых протестов и случаями выражений ей откровенного неповиновения. Желая как можно скорее погасить все возникшие волнения и восстановить прежний порядок, она пошла на использование войск против широких масс населения и тем самым перевела начатый революционный процесс в необратимое русло. Главная же причина возникновения революционной ситуации в данном случае оказалась ясно выраженной и предельно чёткой. По сути дела она заключалась в том, что подавляющая часть населения североамериканских колоний Британского королевства, сумев по-настоящему оценить свои собственные возможности и привыкнуть к потреблению высококачественных и достаточно недорогих товаров, просто не пожелала возврата к убогости своего прежнего состояния и отдаче фактически за бесценок всех результатов своей трудовой деятельности недобросовестным дельцам из государственно-монополистических компаний своей метрополии. Иначе говоря, народ будущих Соединённых Штатов Америки потребовал предоставления каждому человеку свободы выбора или права устраивать свою жизнь таким образом, который он считает для себя наиболее разумным и подходящим для текущих условий.
После того, как свободолюбивому большинству обитателей североамериканских колоний Британского королевства удалось добиться удовлетворения излагавшихся ими требований и образовать своё государство, а затем ценой понесения немалых жертв и затраты огромных усилий отстоять его целостность и самостоятельность, в качестве основополагающего они выдвинули следующий принцип своей деятельности. Каждый вправе заниматься любыми видами деятельности без всяких ограничений и оставаться свободным в своих поступках до тех самых пор, пока он не начинает покушаться на права и свободы окружающих его сограждан. Иначе говоря, Соединённые Штаты Америки стали первым государством мира, в котором на законодательном уровне был введён строгий запрет на установление и любое способствование процессу формирования монополий — на закрепление за кем бы то ни было каких-либо исключительных прав, идущим в ущерб интересам всего остального населения. Приход к установлению в жизни этого государства верховенства принципа свободной конкуренции обеспечил мощный всплеск развитию его экономики и дал толчок широкому распространению производившихся там товаров сначала в Латинской Америке, а затем и в Западной Европе.
Успеху молодых Соединённых Штатов Америки на мировых рынках во многом способствовала нацеленность их промышленности на удовлетворение запросов нарождавшегося буржуазного класса — не бедных, но в то же самое время и не очень богатых (или, иначе говоря, среднезажиточных) людей. Изделия, реализовывавшиеся их компаниями, с потребительской точки зрения оказывались идеальным товаром, отличавшимся от всех остальных оптимальным соотношением цены и качества. По причине достаточно высокого качества изготовления и относительной доступности по цене, такие товары начинали находить себе признание среди широких масс населения и превращаться в очень желанные для всех предметы. Такой успех оказывался значительным по той простой причине, что у промышленности США в этом смысле не имелось серьёзных конкурентов — промышленность Западной Европы была нацелена на производство товаров для представителей либо для очень богатых, либо очень бедных слоёв населения (это было обусловлено самой спецификой и условиями жизни населения Западной Европы того времени, в котором зажиточная прослойка людей являлась весьма малочисленной и несформировавшейся в своих запросах). В то же самое время сосредоточивая свои основные усилия на расширении производств изделий лёгкой промышленности и предметов повседневного спроса, в Соединённых Штатах Америки начали сталкиваться с проблемой нехватки сырья. В целях разрешения данной проблемы правительство этого государства и его крупные торгово-промышленные компании принялись заниматься разработкой курсов на организации экспортов революций ( как в виде свободолюбивых идей, так и в виде оружия, предназначавшегося для использования в целях их окончательного утверждения) в латиноамериканские колонии других государств (прежде всего Испании), которые — после проведения соответствующих преобразований и политического отделения от своих метрополий — могли бы с успехом выполнять для США роль поставщиков недостающих им количеств сырья.
В свою очередь сосредотачивая свои основные усилия на развитие лёгкой промышленности, которая при не очень больших вложениях была способной обеспечивать быстрый оборот капитала и получение высокой прибыли, в США испытывали большую нужду в разного рода станках и паровых машинах, создание которых являлось очень сложным и дорогим делом. Производства станков и машин на момент середины и конца 19-го века почти целиком и полностью были сосредоточены в государствах Западной Европы, в отношениях с большинством которых у правительства США существовали серьезные противоречия. Стремясь во что бы то ни стало наладить процесс поставки столь необходимой техники из Западной Европы и обеспечить себе оттуда приток технически грамотных специалистов, которые бы помогли наладить её ремонтное обслуживание и собственное производство, правительство Соединённых Штатов Америки в тесном сотрудничестве с представителями своих наиболее крупных компаний разработало и осуществило ряд обходных маневров. Главный из использовавшихся при этом моментов заключался в том, что лёгкая промышленность государств Западной Европы так же находилась в определённой зависимости от поставок сырья из бывших латиноамериканских колоний. США, пользуясь фактом возрастания степени своих подспудных влияний на умонастроения тамошнего населения и правительства молодых государств, просто-напросто принялись шантажировать Западную Европу возможностью перекрытия подобных поставок посредством подчёркивания того факта, что в случае если, она и дальше станет проявлять свою неуступчивость в интересующем их вопросе — не изменит свой откровенно неблагожелательный тон своих выражений по отношению к Соединённым Штатам Америки на нечто не столь категоричное по своей форме. Помимо налаживания в Северную Америку регулярных поставок европейских машин и станков, подобная политика правительства США позволила ему обеспечить для своих граждан возможность свободно въезжать в подавляющее большинство государств Европы и распространять там свои свободолюбивые взгляды. Своими словами и благополучием своего внешнего вида вызывая определённые изменения в умонастроениях широких слоёв населения различных государств Европы, наезжавшие граждане США добивались того, что тамошнее население принималось требовать от своих правительств осуществления государственных переустройств по североамериканскому образу и подобию. Способствуя дальнейшему укреплению положения Соединённых Штатов Америки в окружающем мире бесконечными и непрекращающимися проявлениями подобных фактов, оно — на основе предыдущих достижений своих государств в промышленной сфере — в конце концов привело их к многочисленным преобразованиям на заокеанский манер.
Именно на таких чисто прагматических моментах, обусловленных особенностями экономического развития средневековой Западной Европой и преобладающей части Северной Америки нового времени, оказалась построенной та модель осуществления общественных преобразований, которая затем получила название демократической. Экономические успехи государств этих частей света в скором времени оказались столь наглядны и велики, что многие народы мира принимались выражать упорные желания следовать их путём — слепо копировать и подражать их образу жизни. Появление у государств, которые явились родоначальниками современного представления о демократии, столь большого числа последователей способствовало выработке устойчивого мнения о том, что демократическая модель государственного устройства являет собой наилучший образец государственного устройства для всех времён и народов. Но анализ исторического развития Западной Европы и её сбывших североамериканских колоний показывает, что это вовсе не так. Демократия, как форма государственного правления установилась и окончательно утвердилась там лишь тогда, когда она стала экономически выгодной для дальнейшего развития североамериканского и западноевропейского общества. До того времени, пока для этого не возникало серьёзных предпосылок, в Западной Европе и Северной Америке не возникало и подобной постановки вопроса. Более того, продолжая следовать тем же самым рационалистическим курсом, многие западноевропейские государства, заявив о своих демократических преобразованиях во внутриполитической жизни, ещё долго продолжали иметь колонии и навязывать им свою волю в плане того, какие отрасли и сферы деятельности им позволительно развивать у себя. Т.е. по сути дела они оказывались демократическими лишь на половину — по отношению к гражданам своих государств — и весьма недемократичными по отношению ко всем прочим. Более того. В периоды возникновения экономических спадов и затяжных кризисов во многих из них — из соображений обеспечения самосохранения государственной власти — принимались прибегать к откровенным сворачиваниям демократических преобразований и установлениям жёстких диктатур. В качестве примеров проявления чего-либо подобного можно указать на определённые исторические периоды в жизни таких государств, как Испания и Италия, Германия и Греция, Португалия и Венгрия.
В тех же государствах современного мира, в которых брались за осуществление демократических преобразований, не создав для этого соответствующих экономических предпосылок в виде развития свой промышленности, процесс установления демократии сплошь и рядом начинал оборачиваться наступлением полных крахом их экономик и обратным откатам в виде долговременных закреплений во власти самых жесточайших диктатур. Ярким примером этого могут служить государства Латинской Америки, которые вступили на путь демократических преобразований вслед за США (и в этом смысле опередили многих из государств Западной Европы). Вместо наступления желаемого благоденствия это чаще всего приводило их к попаданию в столь глубокие экономические и политические пропасти, из которых им затем приходилось выбраться на протяжении многих десятков лет и ценой понесения огромных жертв. Именно из-за случаев многочисленных повторений ситуаций подобного рода на всём протяжении 19-го и 20-го веков у многих государств и народов, которые являются носителями традиций более древних (восточных культур), развилось весьма настороженное и даже враждебное отношение к демократии как таковой, так и ко всему тому, что может оказаться носителем её идей.
Само собой разумеется, что в обозримой перспективе мировое первенство будет принадлежать государствам, выбравшим демократический путь развития. Однако причина подобной успешности демократических идей заключается не в их самоценности и исключительной привлекательности для всех окружающих, а в том, что при определённых условиях они могут оказаться наиболее способствующими ускорению темпов технического и технологического совершенствования, благодаря которому оказывается возможным обеспечить высокий уровень жизни их граждан. Но именно способствующими, а не дающими твёрдых гарантий достижения чего-либо подобного. Для того чтобы превратить демократию в инструмент не теоретически, а реально способствующий технологическому развитию тех или иных государств, прежде всего необходимо обеспечить создание того зародыша или зачатка, из которого в принципе может быть осуществлено всё дальнейшее развитие. Говоря иным языком, демократические методы управления государственной жизнью не могут оказаться успешным в условиях господства натурального хозяйства и мелкотоварного (или местного) производства — по причине отсутствия в них особой потребности или точнее говоря, неоправданной сложности их использования в целях достижения чего-то конкретного.
Оправданным использование демократических методов становится лишь тогда, когда начинает возникать значительный спрос на сложные изделия, которые состоят из различных видов материалов, требующих осуществления поочерёдной и раздельной обработки. По причине создания территориального разделения труда, возникшего на предыдущих этапах развития и рассредоточения всех ранее созданных производств, удобных для задействования в процессах изготовления конкретных изделий, оказывается возможным и целесообразным производить различные их компоненты одновременно в нескольких разных местах и в заранее определённой (технологической) последовательности передавать их друг другу. Для того чтобы тесно связанные между собой (или смежные) производства по вине друг друга не простаивали без дела, в ситуациях подобного рода с особой остротой встаёт вопрос хранения произведённой продукции и обеспечения своевременности конкретных поставок. Из-за того, что на практике осуществление любых поставок зависит от множества самых разных лиц (как участвующих в их процессе, так и не имеющих к ним непосредственного отношения), то обеспечение регулярности, безопасности и своевременности производящихся перевозок в условиях отсутствия их урегулированности с неизбежностью начинает упираться в стену творения произвола, стремительного удорожания процессов ведения любых дел и вызывать у всех сколько-нибудь деятельных и активных лиц ощущение необходимости установления общепонятных и чётких правил, которые бы учитывали интересы всех заинтересованных сторон.
Но интересы различных сторон можно учитывать совершенно по-разному. В условиях, когда их учёт приводит к созданию изначально неравных условий для всех участников торгово-обменных процессов, те из них, которые начинают ощущать себя фактически бесправными и обделёнными, принимаются строить козни и пакости как против своих конкурентов, так и по отношению к несправедливо обошедшейся с ними властью. Те же из них, которые получают исключительные права, считая, что для них и так всё является уже обеспеченным и гарантированным, принимаются с пренебрежительностью относиться ко всем окружающим и упиваться своими почти неограниченными возможностями — сводить счёты с любым и всяким, кто имел неосторожность чем-либо им не угодить. Всё это с неизбежностью приводит к воцарениям в обществе нездоровых отношений и наступлению общего упадка в жизни. В ситуациях подобного рода переломить возникший ход развития событий оказывается возможным лишь путём утверждения демократических или равных прав участия в любых общественных процессах для представителей любых заинтересованных сторон. Решительно подавляя проявления недовольств со стороны отдельных из них (тех, которые пытаются воспротивиться факту лишения их каких-либо исключительных прав), для демократических настроенных государств оказывается возможным направлять ход деятельности всех остальных в такое русло, в условиях которого им оказывается гораздо выгоднее расходовать свои основные усилия не на творение друг другу пакостей и злокозней, а на неуклонное развитие всех своих начинаний и дел здоровую конкуренцию между собой.
В общих чертах определив факт предпочтительности установления демократических порядков перед всеми прочими во всех тех государствах, производственным секторам которых в значительной мере удалось преодолеть свою ограниченность и выйти за рамки ведения своих дел в местных масштабах, необходимо сделать одну весьма очень существенную оговорку. В тех государствах, которые первыми вступили на путь осуществления демократических преобразований, законодательное утверждение равных прав для всех их граждан обеспечило им приблизительное фактическое равенство в любых их начинаниях и делах. Такое равенство оказалось обусловленным следующей причиной — в создавшихся условиях все они являлись полуграмотными новичками, отличавшимися малозначительностью своего общественного положения и относительной скромностью своих запросов. Иначе говоря, все они находились в одной весовой категории и конкурировали исключительно между собой. Совсем по другому оказывался направленным ход всех процессов в жизни тех государств, которые пытались вступать на стезю осуществления демократических преобразований, бросаясь в омут совершенно непонятной им стихии и не давая себе отчёта в своих действиях, они на самом деле слепо копировали первых и надеялись исключительно на удачу. Но демократия, увы, не лотерея и слепое копирование всех присущих ей моментов никому и никогда не обеспечивало серьёзных успехов и жизненного процветания.
Как говорится в недостаточно умелых и ловких руках даже самая полезная вещь может оказаться опасной игрушкой. По этой же самой причине процесс осуществления демократических преобразований нередко оборачивался (и продолжает оборачиваться) для многих бездумно осуществлявших их государств не наступлением периодов процветания, а огромными бедами, о которых их граждане даже не могли представить. Наиболее безответственным моментом такого поведения их властей обычно оказывался факт установления им на территориях своих государств одинаковых прав для всех — как для представителей своего бизнеса, так и для иностранных компаний. Но весь фокус в подобных случаях заключался в том, что местные новички оказывались противопоставленными иностранным компаниям, которые уже успели превратиться в мощных зубров и огромных китов капитала. Обладая большим практическим опытом и огромными финансовыми возможностями, малые горстки подобных зубров и китов оказывались способными легко задушить всю местную промышленность и в кратчайшие сроки превратиться в фактических монополистов на новых полях деятельности. Спекулируя на фактах неспособности тамошних властей наладить жизнь в формально возглавляемых ими государствах (по причине хронического отсутствия средств в государственной казне и незначительности налогооблагаемой базы для обеспечения возможности её наполнения), иностранные монополисты сплошь и рядом принимались предлагать первым не суетиться — перейти на их содержание в обмен на взятие на себя ответных обязательств не совать своего носа в дела, творимые вокруг них представителями иностранных компаний. В результате осуществления столь хитроумных маневров многие молодые демократические государства оказывались фактически превращёнными в сырьевые придатки промышленно развитых держав современного мира, которые из своих прибылей оставляли первым предельный минимум средств — ровно столько, сколько это было необходимо для обеспечения возможности получения оттуда дальнейших поставок сырья.
Превращаясь в фактических содержанок иностранного капитала и предавая интересы населения своих государств, их власти сплошь и рядом возбуждали вспышки народного негодования, которые чаще всего оборачивались наступлением безвластия — воцарением вокруг анархии и произвола. Но крупный иностранный капитал обычно приходит в другие государства вовсе не для того, чтобы обрести возможность для ведения наблюдений за возникающими там беспорядками, а в целях осуществления на их территориях своей хозяйственной деятельности. По этой самой причине, обнаруживая факты создания вокруг себя такой атмосферы, которая делает для них невозможным продолжение занятий привычными видами деятельности, заинтересованные представители иностранного капитала принимаются подыскивать из среды местных кого-либо достаточно авторитетного и известного своими деспотичными замашками. Всячески поощряя их к пролитию потоков народной крови и наведению неких подобий элементарного порядка, крупные иностранные компании и правительства их государств нередко принимаются открыто поддерживать таким образом устанавливавшиеся диктатуры и приведённых ими диктаторов до тех пор, пока последние оказываются способными хоть как-то справляться с возложенными на них функциями.
Выражаясь иным языком, для тех государств, которые на сегодняшний день не принадлежат к числу технологически высокоразвитых, а только встают на путь такого развития, наиболее разумным и целесообразным является путь поэтапного осуществления демократических преобразований. Суть его заключается в установлении существенных ограничений на допуск и деятельность иностранного капитала на своих территориях и обложения его высокими налогами в обмен за фактическое предоставление им (на какое-то время) монопольных прав в тех сферах деятельности, которые на данный момент являются неподъёмными для собственной промышленности. Иначе говоря, ход осуществления таких процессов можно назвать созданием условий для ускоренного развития собственной промышленности и возникновения в ней определённых наборов новых отраслей, а также для накопления значительных средств, необходимых им для сооружения у себя таких крупных промышленных объектов, без которых в скором времени просто невозможно будет обойтись (типа электростанций, сетей автомобильных и ж/д дорог, систем связи и информационных служб). И лишь по мере того, как промышленность таких государств начнёт выходить на качественно новый уровень своего развития и по своим возможностям приближаться к возможностям преуспевающих представителей иностранного капитала, окажется весьма своевременным и разумным задуматься о создании приблизительно равных для всех условий.
Любые же требования об осуществлении немедленных и полных демократических переустройств, обращённые к развивающимся государствам, в современных условиях являются демагогическими и умышленно заводящими в тупик. На самом деле они используются в весьма неблаговидных и корыстных целях крупнейшими представителями мира капитала и правительствами ряда наиболее могущественных государств мира, которые на самом деле стремятся не к торжеству идей провозглашаемой ими демократии, а к обретению реальных возможностей для подавления своих конкурентов и превращения себя во всеобъемлющих монополистов — т. е. к фактическому получению власти над всем окружающим миром.